Книга История Древнего Китая - Джон Генри Грэй

Дано в шестнадцатый день шестого месяца шестого года правления под девизом Тунчжи».

Если жена уходит от мужа сама, это куда более серьезное преступление против брачных законов, чем непокорность или необузданный нрав. С женщиной, оставившей мужа, можно не только развестись, но, возможно, она предстанет перед одним из судов города, где живет, и получит сто палок. Если же она, оставив мужа, вступает в новый брак, первоначальный проступок отягчается двоемужием. В таком случае женщину могут подвергнуть высшей мере наказания – удушению. Как бы то ни было, многие китайские мужья стремятся вернуть сбежавших жен не потому, что хотят подвергнуть их наказанию, а из-за привязанности к ним. Иногда среди объявлений, расклеенных на стенах в китайских городах, мне попадались обещания вознаграждения за поимку сбежавших жен. Авторы таких объявлений обычно мужья, стоящие достаточно высоко на общественной лестнице.

Если муж оставляет жену в стесненных обстоятельствах, жена по истечении трех лет его отсутствия может снова выйти замуж. Однако перед этим она должна доказать факт трехлетнего отсутствия мужа перед магистратом своего района. Если она пренебрежет этим, то ее могут приговорить к сотне ударов, а второй брак объявить недействительным. Кроме того, если она, желая выйти замуж за другого, заявляет о том, что муж ее оставил, но родственник отсутствующего мужа заявляет о желании и возможности обеспечивать ее во время длительного отсутствия мужа, магистрат не позволяет ей вновь выйти замуж.

Отсутствие мужа на протяжении двадцати или тридцати лет по государственным или торговым делам не аннулирует брак. Если жена в это время снова выйдет замуж, по его возвращении она подлежит смерти через удушение. Здесь можно упомянуть о том, что если муж и жена в равной степени недовольны друг другом, то они вольны подписать документ о разводе.

Кроме того, жену могут и наказать, и дать ей развод, если она бьет свекра или свекровь. Как и в других случаях, ее допрашивают в зале предков, и если вина будет доказана, ее прогоняют по улицам города или деревни, где находится дом, откуда ее изгнали, безжалостно бичуя. Кара может в данном случае показаться слишком суровой, но именно такому телесному наказанию подвергаются женщины, обижавшие родителей своего мужа в Синяо, Синане и других сельских районах Гуандуна. Руки женщины связывают за спиной, ее ведут по улицам, впереди шествует человек с гонгом. При каждом звуке гонга бывший муж сильно бьет ее по плечам хлыстом. В случае отсутствия мужа виновную подвергает телесному наказанию его брат, двоюродный брат или дядя. В некоторых районах виновных ставят к позорному столбу.

Я уже рассказывал в предыдущей главе, что бывает, если обнаруживается, что невеста не сохранила девственности. Но обвинение в неверности – самое серьезное из тех, на основании которых в Китае муж может развестись с женой. Даже простое подозрение при ее полной невиновности может привести к жестокому обращению с его стороны. Я помню, как в 1861 году один господин по имени Фэн Цзинь-сань забил до смерти свою жену лишь из одного, ничем не подтвержденного подозрения в неверности. Этот изверг жил на Ша-сань-пу – одной из улиц западного пригорода Кантона. Я пришел туда и на месте разузнал о том, что случилось. Оказалось, что в тот вечер несчастная уходила из дому на два-три часа, чтобы посмотреть на религиозный праздник. По возвращении муж обвинил ее в неверности и, связав по рукам и ногам, хладнокровно забил плетью до смерти. Когда на следующий день я вошел в дом, то обнаружил почти полностью обнаженное тело несчастной распростертым на полу. Это было тяжелое зрелище – все тело, особенно голова, лицо и плечи, было истерзано. Обезумевшая мать убитой стояла на улице напротив этого дома и несколько часов подряд твердила прохожим о жестокости своего зятя. Убийцу забрали в тюрьму, но, по-моему, не столько как узника, сколько как свидетеля, от которого власти надеялись получить разъяснение относительно обстоятельств, при которых умерла его жена. Я присутствовал в полицейском суде при допросе негодяя и был немало удивлен, когда магистрат велел выпустить его из-под стражи.

Если муж застиг жену во время прелюбодеяния, закон позволяет ему тут же предать обоих смерти. Однако тот же закон категорически утверждает, что если он прольет кровь, то должен убить обоих виновных. Если он убьет одного из них, пощадив другого, его поступок будет обычным убийством, и за это преступление его будет судить главный суд района, в котором он родился. Если он убьет только прелюбодейку, ее друзья и родные могут отказаться принять его голословное утверждение в качестве доказательства и потребуют казнить его как убийцу. А если он убьет одного прелюбодея, его обвинителями станут друзья и родные этого человека.

Следующее условие состоит в том, что в убийстве виновной пары мужу никто не должен помогать; в противном случае такие люди подвергнутся обвинению в убийстве. Но вряд ли можно сомневаться в том, что почти всегда это планируют заранее, и друзья мужа устраивают засаду, чтобы помочь ему в случае необходимости. Примером тому может служить месть кантонского торговца чаем своей второй жене и ее любовнику. Купец по имени Сюнь Лу имел причины подозревать, что между его второй женой Асян, юной красавицей, и его приемным сыном, молодым человеком по имени Хуан А-вань, существует связь. Как-то раз он попрощался с семьей, сообщив, что отправляется в путешествие в соседнюю провинцию Гуанси, откуда он был родом. Перед отъездом же он договорился с двумя слугами, которым мог доверять, о том, что, если уловка обманет любовников, они выставят у входа в дом длинную курительную свечу. Сигнал был дан, и, как заявили впоследствии, ворвавшись в комнату, оскорбленный муж заколол своими руками Асян и ее любовника. Однако в доме у купца один из членов семьи определенно заявил мне, что убийство было совершено не самим Сюнь Лу, а двумя слугами. Сюнь Лу привели в магистрат, чтобы он объяснил свое поведение, но его не только не приговорили к казни, но и выдали ему, как было принято в таких случаях, двадцать тысяч монет и сверток красной материи. В то же время его подвергли ничтожному наказанию – двадцати палочным ударам, чтобы изгнать из его груди дух убийства. За то время, пока я жил в Кантоне, мне стали известны два или три подобных случая.

Эта мгновенная месть – убийство виновных «со всеми преступлениями на шее» – распространена не только в провинции Гуандун. В номере Chinese Recorder and Missionary Journal за июль 1860 года рассказывается о случае, который произошел в том году в городе Тянь-цзине. В статье были сделаны следующие замечания по поводу вопроса, который мы только что обсуждали:

«Утверждают, что муж не один мстил за себя. Есть версия, согласно которой его сын пятнадцати-шестнадцати лет уговаривал его убить виновных и даже помогал в этом. Говорят, что сам юноша убил свою мать и велел отцу отрезать ей голову. По мнению других, мужу помогли отомстить его братья. И все согласно утверждают, что в наши дни магистрат никогда не занимается тщательным расследованием дел, связанных с прелюбодеянием и смертями, и во избежание хлопот легко принимает на веру утверждения оскорбленного мужа, который приносит ему для освидетельствования две головы.

Много лет назад некто принес в приемную магистрата две головы и сказал, что они принадлежат его жене и ее любовнику. На вопрос о том, помогал ли ему кто-нибудь убить и обезглавить этих людей, он откровенно признался, что дело обстояло именно так. Тогда человека, на которого он указал как на своего помощника, арестовали и предъявили ему обвинение. После этого каждый муж, замешанный в подобном деле, сразу же отрицал чью-либо помощь. Дело становится куда проще, если беспрекословно верить всем словам обиженных мужей в отношении убийства и обезглавливания. Хотя все убеждены в том, что один человек не мог убить двоих, официально невероятность этого не признана. Расследование всех обстоятельств дела в подобных случаях бывает настолько поверхностным, насколько это позволяет публичность судебной процедуры. И по закону, и в глазах общественного мнения поступок мужа считается просто наказанием виновных по справедливости. О нем самом никто и слова дурного не скажет».