Книга Тайный шифр художника - Олег Рой

Время пролетело совершенно незаметно, уезжать не хотелось ни мне, ни, как я надеялся, Вике. А в последний день, как назло, еще и снова распогодилось. Выписавшись из гостиницы, мы бросили вещи в камере хранения на вокзале и решили посвятить несколько оставшихся до поезда часов прощанию с городом. Бродили, бродили, выпили кофе в подвернувшейся кафешке и опять бродили… Я уже почти потерял ориентировку, когда мы опять куда-то повернули, прошли десяток шагов и увидели, как на подъеме набережной, словно взлетая, парит Спас-на-Крови – питерская версия храма Василия Блаженного, одновременно и похожий, и непохожий на своего старшего брата. Между ним и нами разлегся мост «о трех хвостах», соединявший сразу три берега, поскольку здесь впадал в Мойку канал Грибоедова. Мы немного постояли на мосту – как витязи на распутье, пошутил я, затем подошли к Спасу и полюбовались им со всех сторон.

– Здесь же вроде до Рэмбрандта недалеко? – поинтересовалась Вика.

– Вроде да, – кивнул я. – И, что интересно, именно этот храм украшает рэмбрандтовскую спину. Наверное, специально подобрал место своего антикварного салона под татуировку.

– А может, это именно рисунок Зеленцова предсказал ему такую… – начала было Вика, но внезапно осеклась.

– Что такое? – испугался я. Не столько за себя, сколько за нее.

– Там Маньковский…

Я обернулся и действительно увидел прямо перед собой Маньковского в белом балахоне.

Ну то есть не совсем прямо перед собой, а на другом берегу канала. И, к счастью, не во плоти, а на афише. Ну да, у него же здесь выступления…

– Ну и что? – рассмеялся я. – Подумаешь, афиша. Не сам же лично. И вообще, я бы на твоем месте радовался. Раз его гастроли в Питере еще продолжаются, значит, у нас нет шанса снова столкнуться с ним в поезде, когда будем ехать обратно.

– Оно конечно… – неохотно согласилась Вика. – Но все равно как-то неприятно увидеть этого типа перед самым отъездом. Как будто это какой-то недобрый знак, что ли…

– Не выдумывай! – отмахнулся я. – И, кстати, нам уже пора возвращаться. Давай достанем карту и посмотрим, как отсюда быстрее всего добраться до вокзала.

И вот снова поезд, снова мерный перестук колес и мелькающие за окнами дачные платформы… Я слушал музыку в плеере, а Вика сидела напротив, поджав ноги, с раскрытой книгой на коленях, но не читала, а тоже смотрела в окно. А потом, увидев, что я смотрю на нее, жестом попросила снять наушники.

– Знаешь, Грек, о чем я подумала… – тихо проговорила она. – А ведь тот несчастный, из которого сделали эту ужасную лампу, вполне может оказаться тем самым человеком… Отцом твоей заказчицы. Надеюсь, ты не рассказал ей о лампе?

Я слегка удивился. С тех пор как мы вернулись из Тихвина, Вика ни словом не упомянула ни о лампе, ни о сделанных Зеленцовым татуировках – вообще ни о чем хоть как-то связанном со всей этой историей. И я тоже не затрагивал эту тему, предположив, что она Вике неприятна. Но сейчас она вдруг заговорила об этом сама.

– Нет, конечно, – ответил я на ее вопрос. – Это я только тебе все-все рассказываю, а с остальными тщательно фильтрую информацию.

– Может быть, это, конечно, и не он… – продолжала вслух рассуждать Вика. – Но на татуировке портрет девочки, скорее всего, дочери…

– Погоди-погоди! – остановил ее я. – А с чего ты вообще взяла, что портрет нарисован по заказу? Не логичнее ли предположить, что неизвестный моряк попросил наколоть ему только линкор? А портрет девочки – это уже фантазия художника? Который вписал в изображение корабля изображение собственной дочки. Как Андрей Зеленцов вписывал во все свои работы изображение твоей мамы.

Вика аж приподнялась на полке, уронив с колен книгу.

– Точно! Я как-то об этом не подумала… Тогда все еще интереснее. Получается, что у художника была маленькая дочь. А теперь дочь Бланка работает в фонде, который скупает рисунки Зеленцова, писавшего в той же технике, в которой сделана татуировка. Слишком много совпадений, ты не находишь?

– Нахожу, – кивнул я. – Ты хочешь сказать, что автором татуировки и, соответственно, техники, был отец заказчицы, погибший краснофлотец Бланк? Да, я тоже так думаю. Такое вполне возможно. Как и то, что она знала об этом. И даже смогла заинтересовать своего шефа, фон Бегерита, творчеством Зеленцова, поскольку техника его рисунка похожа на ту, что использовал ее отец.

– Но это еще не все, – словно уловив мои мысли, продолжила Вика. – Есть ведь еще сам фон Бегерит, который, по словам Рэмбрандта, подозревался в связях с СС. Пусть это и не было доказано.

– И что из этого следует? – не понял я.

– То, что фон Бегерит мог быть в курсе этой истории с Ильзой Кох и ее любовником. И, возможно, специально искал дочь краснофлотца Бланка.

– Как-то это притянуто за уши, – усомнился я. – В курсе чего он мог быть? Он видел этот абажур? Когда? Лампа же ни разу не покидала монастыря. Ты предполагаешь, что он был в охране концлагеря? Нет, это маловероятно. Если бы он служил в СС на оккупированной территории, он бы вряд ли отвертелся от суда над нацистами… И уж точно не стал бы вот так открыто приезжать в Россию, покупать работы русских художников, устраивать у нас тут выставки…

– Он мог где-то видеть фотографию лампы, – предположила Вика. – И, соответственно, татуировки. На фотографиях «эффект Зеленцова» особенно заметен, я обратила на это внимание. Увидел фото, заинтересовался – и решил отыскать девочку с рисунка. Каким-то чудом ее нашел, перевез в Европу, а потом они вдвоем переправили туда же и Зеленцова. Единственного в мире художника, способного рисовать так же, как и отец мадемуазель Бланк.

– «Эффект Зеленцова» – это ты удачно назвала, – оценил я. – Что же касается всего остального… Не знаю, Вика, ты уж не обижайся, но как-то это все… Неубедительно звучит. Боюсь, ответа на этот вопрос мы так никогда и не узнаем. Не спрашивать же саму заказчицу! Кстати, у нее удивительно молодой голос. Если она дочь Бланка, то ей никак не меньше пятидесяти, а скорее – даже больше. А по голосу…

Вика дернула плечиком и скорчила скептическую гримаску:

– Подумаешь, голос! Так бывает. Мы же не знаем, как она выглядит.

– Резонно, – засмеялся я. – А еще мы не знаем – и это, по-моему, куда интереснее – какая связь между Зеленцовым и краснофлотцем Бланком.

– А почему она должна быть? – удивилась Вика.

– Ну как же! Как-то же, где-то, у кого-то Зеленцов своей технике научился? У Бланка не мог, тот погиб, когда Зеленцов еще в люльке лежал…

– Почему непременно «научился»? – возразила Вика, – Он мог сам ее разработать. Прийти к ней собственным путем. Ведь многие открытия совершаются разными людьми почти одновременно. Электрическая лампочка, например. Или радио, у которого чуть не четыре изобретателя… Хотя в искусстве, кажется, такого не происходит… Так что, может, и было какое-то соединительное звено, кто знает?

– И второй вопрос, – продолжал я, – откуда дочь Бланка и ее шеф вообще узнали о Зеленцове? Мне почему-то кажется, что у нас он не был хоть мало-мальски известен, так что его работы вряд ли где-то выставлялись.