Книга Мертвые не лгут - Анна и Сергей Литвиновы

Спустя минуту, как всегда опоздав, мэр-губернатор появился в уготованной ему студии. Массовка разразилась бешеным аплодисментом.

* * *

Явление Шалашовина в студии наблюдал по телевизору, в прямом эфире, из своего кабинета профессор Остужев. Он справедливо рассудил, что пока большой босс находится на канале, никому до него и его преступления никакого дела не будет. Придирчиво осмотрел себя в зеркале. Заметил пару крошечных красных пятнышек на воротнике и сменил рубашку – еще раз возблагодарив покойную Линочку за то, что она завела традицию, чтобы он имел на рабочем месте запасной гардероб.

Насвистывая, ученый-преступник вышел в коридор и на лифте поднялся в спецаппаратную. По выражению лиц тех людей, что встречались ему на пути, он понял, что никому из них о ранении Чуткевича (и, главное, о той роли, которую сыграл в ней профессор) ни грамма не известно. Сотрудники канала открыто улыбались ему и радостно его приветствовали.

Петра Николаевича в учреждении любили. Он ни с кем не конкурировал, никому не переходил дорогу, был со всеми ровен и улыбчив и одинаково приветлив – будь то презренный уборщик или вице-руководитель. Кроме того, все знали, что именно он создал связь с мертвецами, и понимали, что своим процветанием телеканал обязан именно ему.

Вот и сейчас, источая добродушие и улыбки, Остужев добрался до коридора, где находилась спецаппаратная. Внимание всей охраны было отвлечено на высокого гостя, и даже режимная зона, откуда велся прямой эфир, сторожилась нынче небрежно. Профессор, улыбаясь, кивнул охраннику и даже своего пропуска ему не показал. Впрочем, все и без того знали, что он имеет право посещать сие святое место в любое время дня и ночи. Правда, нигде не было оговорено – да никто и представить себе не мог! – что за поясом у Остужева, скрываемый пиджаком, окажется пистолет.

Как ранее говорилось, спецаппаратная, откуда осуществлялась связь с загробным царством, представляла собой следующее. В отличие от аппаратной обычной – одной комнаты с пультом и мониторами, – здесь помещений имелось три. Все они были соединены по кругу звуконепроницаемыми дверями и большими прозрачными окнами. В обыкновенной аппаратной имелись пульт и ряд кресел для режиссера, продюсера, главного оператора, звукорежиссера. По соседству, отделенная дверью и окном, располагалась святая святых – комнатка, откуда осуществлялся контакт со страной мертвых. Ее еще называли, в духе времен Великой Отечественной, «хозяйством профессора Остужева». Тут размещался спецпередатчик, телевизор и пара компьютеров. И, наконец, еще одна каморка не более десяти метров, где имелось только два стула и один монитор – там дежурили актеры, мужчина и женщина, которые обычно дублировали ведшийся в письменной форме диалог с небесами (или где там размещались умершие).

Сейчас шел прямой эфир, поэтому напряженные продюсер и режиссер, сидящие за пультом, на Остужева взглянули только мельком, даже не поздоровались. Актер, которому предстояло сегодня сыграть важнейшую роль, тоже безостановочно вышагивал туда-сюда в своей комнатенке, вперившись в листки со сценарием, и ерошил волосы. Только техник в закутке со спецаппаратурой скучал, читая, – прибор профессора Остужева даже не был включен.

Петр Николаевич прошел туда, поздоровался с техником за руку, уселся рядом. Спросил: «А ты что, прямой эфир не смотришь?»

– Очень надо на этого болтуна время терять!

– Я погляжу?

– Да пожалуйста, если хотите.

Ученый включил монитор. Шла прямая трансляция. Студия была та же, что и на шоу «Поговори!», только в этот раз ее украсили, в духе предвыборной агитации, в красно-сине-белые цвета. Массовку отбирали особенно тщательно: чтоб были умные, открытые лица, никаких национальных и сексуальных меньшинств и возможных провокаций. Рассадили народ иначе, чем обычно: чтобы, по последней заокеанской моде, пипл возвышался за спиной главного героя, и тот выступал на их фоне, как бы от имени всех собравшихся здесь людей.

Шалашовин царил в центре студии. Он примостился на высокой табуреточке – ничем не отгороженный стул, который не затмевает фигуру, тоже (говорят психологи) дает ощущение близости к народу и «своего парня». По обе стороны от мэра-губернатора торчали (не видные в кадре) телесуфлеры, поэтому простому зрителю оставалось только дивиться: гость чешет, словно по писаному – ох, наверное, у него не голова, а подлинный дом советов!

Вел эфир самый знаменитый человек на канале – Артем Мореходов. Он изо всех сил старался выглядеть свежим и заинтересованным, но для людей, хорошо его знающих (а Остужев относился к числу таковых), было заметно, что интервьюировать большого начальника, да еще задавать заранее согласованные вопросы, на которые следуют гладкие, округлые ответы, ему смертельно скучно.

Скучно было и массовке. Разумеется, если бы мэр-губернатор вдруг заговорил о наболевшем – об очередях в поликлиниках и записях к врачу-специалисту на три-четыре месяца вперед… Об исчезнувшей с улиц ливневой канализации, из-за чего половина Старой Москвы в сильный дождь уходила под воду… О безумно дорогой парковке в центре, которую еще и искать всякий раз приходится… О новостройках, которые, во славу строительного бизнеса, росли на каждом свободном пятачке города, словно грибы – безо всякой заботы о новых дорогах и другой инфраструктуре…

Безусловно, оживились бы Мореходов и публика, когда бы Шалашовин вдруг стал раскрывать свои собственные тайны: про офшорные счета, квартиры в самых лучших кварталах столицы или особняки на Лазурном Берегу и в Швейцарии, подряды для друзей и родственников, откаты, тайные встречи с красивыми женщинами, которых вознаграждали из городского бюджета, – тогда, о да, тогда встреча представляла бы для всех огромный интерес! Однако мэр-губернатор был отнюдь не сумасшедшим и подобные разговоры, да еще в прямом эфире, да в преддверии выборов, вести никак не мог.

Поэтому вещал он скучнейшими, заранее согласованными и поправленными Липницким оборотами: «Благоустроено столько-то улиц и переулков, введено в строй две станции метро, оптимизирована работа наземного городского транспорта». Плоское, унылое лицо его ничего не выражало, даже довольства.

– Нам удалось избавиться от всевозможных засорявших город ларьков, павильончиков и магазинчиков! На их месте появились клумбы, деревья и другие зеленые насаждения, столь украсившие родную столицу!

Очевидно, что телезрителей, как и Остужева, удерживало от того, чтобы выключить телевизор, лишь умело разыгранная покойным Чуткевичем интрига: а кого конкретно из загробного царства пригласит поговорить Шалашовин? Об этом и постоянный титр на экранах напоминал: «Скоро! В прямом эфире! Мэр-губернатор лично общается с потусторонним обитателем!»

Время близилось к полуночи, предвыборная обязаловка постепенно кончалась, наступала пора вызывать гостя.

Об этом Мореходова молил в его невидимый наушник режиссер: «Давай, сворачивай мутотень, переходи к загробному!»

Самое интересное, что в данном случае время съемки никакого значения не имело. И потусторонний (якобы) эфир могли бы отснять в любой момент. Однако если не все, то большинство телезрителей знали, что призраки приходят только после двенадцати. Поэтому приходилось тянуть резину и ждать.