Книга От сумы и от тюрьмы... Записки адвоката - Генрих Падва

Судья мне потом призналась, что она и не думала оправдывать моего подзащитного, ей казалось невозможным усомниться в его признании. Но она приняла мою логику и поняла, что оказалась в безвыходном положении. Она не могла написать, что суд не доверяет показаниям обвиняемого в отношении другого, а в отношении самого себя доверяет.

Но это был очень удачный случай, где статья закона иллюстрировалась так доходчиво. Обычно же самооговор — самоубийственно для обвиняемого. Последующий отказ от признания своей вины, высказанного хотя бы однажды, судьями обычно не воспринимался. Некоторые из них говорили мне, что они не могут не верить признанию, для чего же человеку возводить на себя напраслину?!

Несколько иначе относятся судьи к оговору, то есть к показаниям против другого человека. Тут они действуют осторожнее, понимая, что оговор может быть продиктован различными соображениями. Все же хотя и многие ученые-криминалисты оговор называют опаснейшим оружием преступника в борьбе с правосудием, «мутным источником», черпать из которого надо с осторожностью, к сожалению, он, часто являясь единственным доказательством вины, нередко влечет за собой необоснованное осуждение.

Не устаю удивляться живучести этого порока российского правосудия. Я был поражен в свое время, когда прочел у А. С. Пушкина в «Капитанской дочке»: «Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, — мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая».

Я бы «Капитанскую дочку» преподавал в юридических институтах! Там же, помимо вышеприведенных мыслей о самооговоре, содержится и описание оговора. Ведь Гринев стал жертвой гнусного оговора со стороны Швабрина, который вопреки истине, из злобы и ревности приписал своему счастливому сопернику измену офицерскому долгу и данной присяге.

Впрочем, художественная литература знает немало описаний ложных оговоров. Один из классических — действия Яго в отношении ни в чем не повинной Дездемоны. Правда, этот персонаж сделал свое черное дело не в суде, а непосредственно в душе Отелло, который и стал судьей своей горячо любимой жены…

Не буду отрицать: во многих странах поощряются показания обвиняемых, изобличающие других лиц в совершении преступления. Но увы, что хорошо для немца, то губительно для русского.

К великому сожалению, у нас слишком часто ложные показания, в том числе оговоры, решают дело. Оговаривая невиновного, обвиняемые нередко сводят с ним личные счеты, либо уводят от ответственности подлинных виновников, либо заслуживают себе снисхождение за счет псевдоразоблаченных преступников, либо, наконец, добросовестно заблуждаются в истинности своих утверждений.

Все это значительно реже наблюдается в странах, где законопослушание, честность и совестливость развиты, к нашему стыду, гораздо больше, чем у нас.

* * *

Мальчишку обвиняли в том, что он стрелял в других таких же пацанов, залезших во двор и воровавших яблоки. Его судили. В суде он признал свою вину, плакал, раскаивался. Папа и мама тоже за него просили. Дело, в общем, казалось ясным.

А я — сейчас уже не помню почему — усомнился в правдивости показаний своего подзащитного и начал задавать ему какие-то вопросы, касающиеся подробностей этого рокового происшествия: где стояло ружье, было ли оно заряжено или ему самому пришлось его заряжать, и тому подобное. Мальчик начал путаться в своих ответах. Тут зашумели родители: мол, что это адвокат как-то странно себя ведет, ведь пацан признал свою вину. Они, как представители несовершеннолетнего, потребовали прекратить такую деятельность защитника. Как потом мне рассказал судья, именно в этот момент он также заподозрил неладное.

В результате дело было направлено на доследование, в ходе которого выяснилось, что стрелял вовсе не сын, а отец. Как оказалось, поняв, что натворил взрослый, семейный совет решил «назначить» виновным мальчика в надежде, что тому много не дадут по малолетству.

Я привел этот пример только для того, чтобы показать одну из граней деятельности защитника по уголовному делу — защиту лица, признавшегося (оговорившего себя) в совершении преступления.

Еще об одном совершенно поразительном случае самооговора рассказывал мой коллега, прекрасный питерский адвокат Семен Хейфец.

В одном доме жили три семьи, в которых родились почти в одно время двое мальчишек и девочка. Они вместе пошли сначала в детский сад, потом в школу, а потом как-то вполне естественно между подросшей девочкой и одним из юношей завязались романтические отношения. Вскоре после окончания школы была уже назначена и свадьба. Но незадолго до этого радостного и ожидаемого всеми события жених уехал в командировку. По возвращении, как он и ожидал, его встречала на вокзале невеста — но в каком виде! Растрепанная, в порванном платье, она со слезами рассказала, что зашла по дороге на вокзал к их общему другу детства, а тот накинулся на нее и попытался изнасиловать.

Реакцию молодого человека предугадать легко: он мчится к своему так называемому другу и в завязавшейся драке убивает его первым попавшимся под руку тяжелым предметом.

Дальше — явка с повинной, очевидные признаки убийства (кровь на руках преступника), показания очевидицы убийства.

Его адвокат молчит весь судебный процесс, а к концу вдруг начинает дотошно уточнять у судебного эксперта, когда же именно, вплоть до минут, могла наступить смерть жертвы? Эксперт называет время — не позднее полуночи. Адвокат спрашивает эксперта еще раз: мол, вы уверены? Тот, уже раздраженно, повторяет — да, он уверен. Адвокат, тем не менее, настаивает: а точно ли не могла смерть наступить позднее? Судья теряет терпение и делает замечание адвокату: зачем вновь и вновь уточнять вопрос, который уже не вызывает никаких сомнений? Тогда адвокат встает и просит приобщить к делу справку о том, что поезд, в котором приехал его подзащитный, пришел на станцию почти через три часа после наступления смерти потерпевшего!

На доследовании выяснилось, что погибший-потерпевший действительно напал на девушку, пытаясь ее изнасиловать, и именно она, сопротивляясь, защищая свою половую неприкосновенность и человеческое достоинство, убила насильника. Ее возлюбленный, предположив, что ее за это посадят, решил этого не допустить. Он приехал в дом, увидел картину преступления, измазал свои руки кровью и пошел доносить на себя. Адвокат спас от незаслуженного наказания невиновного.

Удовлетворяя любопытство читателей, скажу о судьбе девушки. Ее осудили, но не за убийство — она правомерно защищалась! Но девушка понесла справедливое и заслуженное наказание за дачу ложных показаний, связанных с обвинением (оговором!) другого человека в совершении тяжкого преступления.