Книга Марта - Татьяна Бродских

– В следующий раз предупреждай меня, – но, наткнувшись на мой хмурый вид, продолжил мягче: – Марта, на какой-то миг я испугался, что ты упала за борт.

Голос его звучал проникновенно, в глазах застыло беспокойство, так что я сама не заметила, как пообещала предупреждать его о том, где я, с кем и зачем. После моих слов его лицо озарилось ласковой улыбкой, а спустя секунду он меня целовал, страстно и настойчиво.

Стук в дверь избавил меня от дилеммы, как прекратить это безобразие и опять не поругаться с Лероем. Он оторвался от моих губ, довольно улыбаясь, прямо лучась чувством собственного превосходства. В дверь стучал мальчик-юнга, он на словах передал что-то Лерою и убежал.

– Я улажу кое-что, вернусь, и мы продолжим, – сказал Лерой, и пока я пыталась выдавить хоть слово (дыхание перехватило от его наглости), он ушел.

Как так произошло, что вместо того, чтобы поставить его на место, я не только соглашаюсь его предупреждать о своих передвижениях, а еще и позволяю себя целовать? Будь на его месте Орвид, сразу бы решила, что без магии здесь не обошлось. Но это Лерой, и у него каким-то образом получается вить из меня веревки.

Естественно сидеть и ждать, когда придет Лерой и продолжит, я не стала. Ушла на нос корабля, на ставшее за два дня привычным место.

Там же прогуливалась госпожа Карелина с мужем, она оказалась общительной женщиной. Возможно, сутки в своей каюте сделали её таковой. Она быстро взяла наш с ней разговор в свои руки, разрешила называть её просто по имени, в дальнейшем полностью перейдя на монолог. Я не была против, если беременной женщине нужно выговориться, лучше ей в этом не мешать. Служительницы говорят: «Чего хочет беременная женщина, того хочет Пресветлая». Не знаю, насколько это утверждение правда, но проверять на себе недовольство богини не хочется.

Из монолога Карелины я узнала: ей девятнадцать, это её первый ребенок, хоть они с мужем женаты уже три года. И едут они на остров, чтобы роды прошли удачно и безопасно под присмотром мага-целителя, в их городке таких магов нет. На мой вопрос, зачем ей маги, ведь достаточно хорошей повитухи, Карелина рассказала свой сон. К ней пришла Пресветлая, поведала, что роды будут тяжелыми. И если Карелина хочет остаться живой сама и сохранить жизнь своему ребенку, то должна найти мага-целителя к моменту родов, потому как только он сможет им помочь. До родов осталось полторы декады, но они не стали тянуть до последнего момента и отправились заранее.

Да, грустно. Как ей удается улыбаться, когда она знает, что может умереть через пятнадцать дней или раньше? Что её поддерживает? Вера в Пресветлую, которая уже сделала одно чудо, предупредила об опасности? Или вера в мужа, который для неё и ребенка сделает все, даже найдет нужного мага? Мне было очень жаль их: её, ребенка, мужа. Но чем я могла им помочь? Предложить им свои услуги неопытной повитухи и недоученного целителя? Так на острове наверняка найдется много опытных магов, и не мне лезть в такое ответственное дело, как рождение ребенка. Это только моя бабка могла додуматься брать с собой на родовспоможение мало что в этом понимающую девчонку. Вроде все правильно, надо перестать беспокоиться за малознакомую женщину, тем более сама она спокойна и верит в благополучный исход. Почему же у меня тревожное предчувствие?

Осторожно, напрягая силы, попыталась проверить, как протекает беременность, и не грозят ли ей скорые роды. Мне тяжело заглядывать внутрь организма, не прикасаясь к телу, да еще и через одежду. Хорошо хоть женщина стоит рядом, а то чем дальше находится человек, тем больше на это уходит сил. Как ни прискорбно, но Пресветлая была права, предупреждая Карелину. Ребенок лежал неправильно, а его шея была обмотана пуповиной. Даже если он, а это был мальчик, каким-то чудом сможет занять правильное положение – головой вниз, во время родов пуповина затянется и частично перекроет ребенку доступ кислорода в мозг. А это грозит многими плохими последствиями для него. Но он не перевернется, потому что до рождения ребенка осталось в лучшем случае дней пять. Как быть? Стоит ли волновать беременную женщину? Или пусть эти неприятные новости им скажет тот целитель, который будет принимать роды? А вдруг если я промолчу, они не успею найти квалифицированного мага? Они же думают, что еще есть время в запасе. Как же тяжело принимать решения, когда от тебя зависит чья-то жизнь или здоровье.

– Карелина, возможно, вам нужно прилечь? Я могла бы вас проводить и, если хотите, побыть с вами? – я видела, как просиял на заднем плане её супруг. Несомненно, он её любит, но иногда и ему нужно отдыхать от говорливой жены.

– Спасибо, Марта, я же могу вас так называть? Это замечательная идея, я так рада, что на корабле не единственная женщина. Вы же знаете, какими мужчины иногда бывают черствыми, это я не о тебе, милый. Ты у меня самый-пресамый! Не переживай, дорогой, госпожа Марта поможет мне спуститься по лестнице. А ты оставайся, или поговори с кем-нибудь из мужчин, только не с этим заносчивым помощником капитана. Он себя так неблагородно вел на первом ужине, что у меня до сих пор наворачиваются слезы, как только вспомню.

В такой непосредственной манере была вся речь Карелины, она перескакивала с одного на другое. Потом что-то вспоминала, возвращалась на то место рассказа, и все начиналось сначала.

Я шла, поддерживая её под руку, мысленно хихикая. Понятно, почему она называет мужчин черствыми, они вообще не любят болтливых женщин, а когда весь её разговор еще и построен на ассоциативном ряду, их это просто выводит из себя. Я не знаток мужчин, да и откуда, если меня воспитывала бабушка. Но именно об этом я знала. Наверное, это был единственный раз, когда отец удосужился меня просветить в тонкостях мужской психологии.

А дело было так: прошлой осенью, в один из его приездов мы с ним, как обычно, гуляли в саду. И с нами захотела прогуляться половина пансиона, на тропинках мы постоянно сталкивались то с группками моих соучениц, то с одинокими прогуливающимися девушками. Но их объединяло одно: они попадались нам навстречу с завидной регулярностью и не по одному разу. При этом томно вздыхая и выпячивая все свои округлости, у кого что выросло. Отцу такое внимание льстило, меня же раздражало. Мне даже казалось, что он приезжает не ко мне, а только затем, чтобы покрасоваться.

В тот же день прогулка пошла по-другому. Наша главная красавица пансиона – Арилия – решила, что ей не пристало томно вздыхать со всеми и достаточно обратить на себя внимание моего отца, как он тут же упадет к её ногам, чтобы сделать ей предложение руки и сердца. Поэтому она попалась нам на входе в сад, буквально повисла на руке отца и не замолкала ни на минуту всю прогулку. Стоит ли говорить, что она также перескакивала с пятого на десятое, перемежая слова «охами», «ахами». И раз пять порывалась упасть в обморок (причем прицельно в руки отцу) при виде пауков и еще каких-то мелких существ.

Это была незабываемая прогулка, мне больших трудов стоило не рассмеяться. Отец же мрачнел и нервничал все сильнее. Наконец сослался на непредвиденные обстоятельства, оторвал Арилию от своей руки, схватил меня за предплечье и потащил на выход из сада. При этом шипя, что если я когда-нибудь захочу избавиться от кавалера, достаточно вспомнить, как сегодня вела себя Арилия. И чтобы я никогда, ни при каких обстоятельствах не разговаривала так с ним, а то не выдержит и задушит.