Книга Вторая молодость любви - Нелли Осипова

— Ты не находишь, что такая необходимость уже возникла?

— И да, и нет…

— Может, расшифруешь свою формулировку…

— Пожалуй, да, хотя я связан обещанием ничего тебе не говорить. Но меньше всего мне хотелось бы выглядеть в твоих глазах подлецом. Видишь ли, я сделал предложение Татоше, а она отказалась выходить за меня замуж. Вот все, что я могу сказать.

Митя сглотнул, остановился, не зная, как реагировать на новость.

— Ген, скажи мне честно, она объяснила тебе причину своего отказа?

— Ни единым словом, — ответил Генрих.

— Но ты мог потребовать объяснений, — взволнованно заметил Митя.

Генрих улыбнулся, с горечью сказал:

— По какому праву я должен у нее что-то требовать? Я объяснился ей, прости, что не просил по всем правилам у отца руки его дочери. Она сказала, что любит меня, но замуж выйти не может.

— Так и сказала? Не может? — переспросил Митя.

— Именно так, слово в слово.

— М-да…

— Митя, — Генрих взял его за руку, — пожалуйста, скажи мне теперь ты: разве ты не знаешь разгадки такого поведения?

— Догадываюсь, но сказать ничего не могу. Это ее жизнь, это ее решение. Я был бы только рад, да что говорить — счастлив, если бы этот брак состоялся…

— Спасибо, Митя, на добром слове. А Сашенька?

— Муж и жена — одна сатана. Но что мы? Это проблема Татоши. Даю тебе честное слово — я ничего не могу изменить, не могу повлиять на нее, к сожалению.

— Я бы хотел увидеть ее, — нерешительно проговорил Генрих и взглянул вопросительно на друга, словно просил у него разрешения.

— Конечно, — с готовностью отозвался Митя. — Завтра воскресенье, вот и приходи к обеду.

У него мелькнула робкая надежда, что встреча может изменить решение дочери.

Они повернули обратно и молча, медленным шагом дошли до «крокодила».

— Что ж, спасибо за приглашение. А теперь надень на себя улыбку — как-никак тебе вести капустник, — посоветовал Генрих.

В воскресенье Митя поднялся рано и как ни старался не шуметь, а все же разбудил Сашеньку.

— Ми-итя, побойся Бога… ну куда ты в такую рань? Поспать не даешь… — не открывая глаз, проворчала Сашенька.

— На рынок, за бараньей ногой. Ты же знаешь, солнышко.

— Мог бы чуть попозже поехать…

— Чуть попозже ничего не купишь — рестораны и шашлычные все задние ноги разбирают.

— Купишь переднюю… — вяло протестовала жена.

— Давай-ка спи, о преимуществе задней ноги перед передней поговорим позже.

— Что значит «перед передней»? Там еще одна пара ног? Их всего шесть, как у насекомых? — таким же сонным голосом поинтересовалась Сашенька.

— Я хотел сказать — «по сравнению с передней», спи! Нашла время для стилистических изысканий.

Сашенька хихикнула и свернулась калачиком. Митя нагнулся, поцеловал ее и вышел из спальни.

Танька еще не проснулась. Ее натура жаворонка за время беременности дала сбой — постоянно хотелось спать, кажется, никогда прежде она так много и крепко не спала, несмотря даже на все ее тревоги и беспокойства.

Проснулась она только в полдень, вышла в халатике на кухню. Там стояла ваза со свежими фруктами.

— Все мытое, — сказала Сашенька, — можно есть. Папа уже успел сбегать на рынок. — Она обняла дочь, поцеловала. — Доброе утро, Татоша.

— Доброе утро. Пойду умоюсь, а то снова спать хочется. — Танька сладко потянулась и ушла в ванную.

Митя читал в гостиной вчерашнюю газету, которую не успел еще просмотреть: утром встречались с Генрихом, потом снова разговоры, вечером капустник в честь двадцатилетия выпуска… Жизнь бурлит, а что в мире делается, приходится узнавать с опозданием. Он усмехнулся себе под нос: «Дома такие проблемы, единственная любимая доченька черт-те что творит, а меня волнует, что происходит в НАТО и в ООН… Однако пора заняться бараньей ногой, время поджимает», — подумал он и вышел на кухню.

Шпиговать чесноком баранью ногу и запекать ее в духовке всегда было его прерогативой, и делал это Митя виртуозно, не подпуская к плите женщин. Их участь была гарниры, закуски, салаты и все остальное.

Танька завтракала и, увидев, что отец занялся готовкой, насторожилась:

— У нас сегодня праздник или что?

— Или что, — ответил отец. — Пальчики оближешь!

— Предполагаются гости? Вы ничего не говорили, — допытывалась она.

— Просто Генрих придет на обед, — ответила Сашенька.

— Генрих? — Танька вскочила. — Почему меня не предупредили? Я же тоже член семьи, могу иметь собственное мнение!

— Собственное мнение по поводу чего? Обедать ли нашему другу у нас? Прости, но я отказываюсь понимать тебя, — рассердился Дмитрий.

— Татоша, твои друзья приходят, когда тебе хочется, — вмешалась в разговор Сашенька, — мы всегда рады им, и я не помню, чтобы ты нас с отцом хоть раз заранее об этом оповещала, конечно, за исключением дней рождения, праздников, когда требуется что-то приготовить. Почему же мы должны заранее согласовывать с тобой визиты наших друзей?

Танька почувствовала, что зарвалась и совсем запуталась.

— Простите меня, пожалуйста, я совсем не это имела в виду. Мне просто сейчас не хочется встречаться с Генрихом.

— Он тебя обидел чем-то? — спросил Митя.

— Папик, не делай вид, что ничего не понимаешь. Зачем я стану демонстрировать ему свой живот?

— Помнится, дней восемь назад ты спокойно весь день прогуляла с ним и со своим животом, — заметила Сашенька.

— Взгляните на меня, — Танька вскочила и обтянула на себе халат, — уже все видно. Генрих начнет расспрашивать, не слепой же он. Вы считаете, что я должна ему все откровенно рассказать?

— Это должна решить ты сама. Но как будем выглядеть мы, когда родится ребенок? — спросила Сашенька.

— А его к тому времени не будет в Москве, он не увидит, как вы выглядите, — парировала Танька.

— Не остроумно, — заметила мать.

— Глупости говоришь, дочь. Прежде всего он собирается открывать здесь клинику и сейчас ведет переговоры об аренде помещения. Так что наверняка будет часто приезжать. Но как бы там ни было, рождение ребенка нельзя утаить от всех на свете, разве ты этого не понимаешь? — Митя старался подвести Таньку к логическому выводу, что Генриху следует знать о ее беременности.

Всегда рассудительная, умеющая логически — петелька к петельке — мыслить и излагать, Татьяна сейчас не воспринимала никаких доводов родителей.

— Я просто уйду из дому. Вернусь вечером, когда он уедет. Могут ведь и у меня быть свои дела, своя жизнь, — уперлась она.