Книга Боги осенью - Андрей Столяров

Впрочем, их могло быть и больше: задние фигуры терялись во мраке. Костер горел слабо, ивы, вспученные по краю, давали черные тени, луны по-прежнему не было, рыхлые грозные облака угадывались на небосводе, звезды еле мерцали, и, как бы являясь центром собрания, колдовским притягательным духом его, возвышалась над остальными девочка Муся, устроившаяся на камне, и смотрела в огонь, точно видела сквозь него что-то совершенно иное. Картина была как из книжки: пионерский лагерь в лесу. Но одновременно в ней было и нечто загадочное. Сбор дохлятиков, почему-то подумал Сергей, и лишь через мгновение догадался, что на поляне царит необыкновенная тишина – ни каких-либо шепотов, ни даже дыхания. Все сидели, как будто давно умерев, а те двое мальчишек, которые его сюда привели, тоже где-то незаметно пристроились. И молчание было просто пугающее: долетал с окраины города размытый собачий лай, да откуда-то из провала на дальнем конце поляны доносилось тупое скрипение камешков и земли. Словно там перетаптывалось грузное невидимое животное. А когда это перетоптывание прекратилось и осталось лишь потрескивание жара в костре, то сидящая на камне девочка Муся заговорила – хрипловато, однако чрезвычайно отчетливо:

– Жила одна семья из пяти человек. Отец, мать и трое детей. Они в нашем городе жили. И вот однажды они получили квартиру в новом районе. И поехали туда, чтобы все осмотреть. А в одной комнате было большое пятно на обоях. И тогда девочка предупредила: «Нельзя жить в комнате, где такое пятно». Но они ее не послушали – переехали и начали жить. И детей поселили как раз в эту комнату. И вот прошло три дня, и вдруг утром оказалось, что девочка куда-то исчезла. Нет ее и нет нигде. Ну они решили, что она убежала. И живут себе дальше в этой квартире. И вот опять прошло три дня, и вдруг оказалось, что исчез младший мальчик. И его тоже нигде не найти. Приходила милиция и все обыскивала. Но они не обратили на пятно никакого внимания. И живут себе дальше, и через три дня исчез старший мальчик. И тогда мать, которая догадывалась, говорит: «Они все исчезли в той комнате. Я переночую там и посмотрю». А отец говорит ей: «Не надо. Давай запрем эту комнату». Но мать с ним не согласилась: «Я все-таки переночую». И вот ночью она легла в этой комнате, лежит – не спит. Но, в конце концов, потом задремала. И вдруг видит, что обои там, где пятно, открываются и оттуда выходит рука, отрубленная по локоть, – и хватает ее, и начинает душить. Но мать все-таки крикнула. А отец тоже не спал. И вот он вошел в комнату и видит, что там никого нет. И только большое пятно на обоях. И тогда он взял топор и разрубил это пятно. А когда он ударил, то оттуда хлынула кровь. И обои раскрылись, и они все там были. Оба мальчика, мать и девочка, которая предупреждала. И еще там был – красный свет. И они уже совсем не дышали. И тогда отец бросил топор и ушел из этой квартиры…

Муся прекратила рассказывать – внезапно, как начала. Царила жуткая неподвижность. Даже угли в костре, казалось, перестали потрескивать. У Сергея в груди была пустота. Он припомнил, что слышал аналогичную историю в детстве. Этак лет, наверное, двадцать назад. Между прочим, и собирались тоже где-то поблизости. Только там фигурировала не рука, а Мохнатая Лапа. А так все сходится. Он и сам удивлялся, что вспомнил эту историю. Казалось бы, прошло столько лет. Но ведь был и костер, и такая же августовская чернота на поляне, и сидело несколько идиотов-мальчишек, желавших испытать острые ощущения. Только у них это было как-то не так: как-то проще и добровольнее что ли. А тут – словно обязанность. Даже не шелохнется никто. Нездоровая атмосфера. Точно на комсомольском собрании.

Сергей уже хотел выйти из-за куста, выйти и сказать – что-нибудь ободряющее, как учитель, и чтобы разрушить ужас оцепенения, но в это время девочка Муся заговорила опять.

Она говорила несколько громче, чем раньше, тем же чуть хрипловатым, но ясно слышимым голосом и к тому же отделяла предложения длинными паузами – так, что каждое слово приобретало весомость.

– На черной-черной горе стоял черный-черный дом… В этом черном-черном доме была черная-черная комната… В этой черной-черной комнате стоял черный-черный стол… На этом черном-черном столе лежала черная-черная женщина… У этой черной-черной женщины было черное-черное лицо… Вдруг эта женщина зашевелилась… Это была – твоя Смерть!..

Последнюю фразу девочка Муся выкрикнула, и по контрасту с предшествующей тишиной выражение «твоя Смерть» как будто пронзило воздух. Нервная холодная дрожь окатила все тело, Сергей чуть было не упал, вдруг перестав ощущать под собою землю. Костер слабенько вспыхнул, и в красноватом этом, колеблющемся свечении он вдруг увидел сгущение мрака, поднимающееся у Муси из-за спины.

Приближалось оно оттуда, откуда недавно доносилось тяжелое перетоптывание, и походило на огромную пятерню, вознесшуюся над поляной. Впрочем, может быть не вознесшуюся, а выросшую из дерна. Пальцы этой пятерни шевелились, хилый отблеск костра освещал морщинистую кожу на сгибах, а подушечки мягкой ладони казались лиловыми. Чуть поблескивали обводы ногтей над темными пальцами.

И одновременно девочка Муся, выбросив руку вперед, указала на кого-то сидящего в круге заднего ряда. Сергей заметил, как вдруг отшатнулись от того все остальные. А сидящий скукожился, выделенный одиночеством. То ли он оцепенел от внезапной жути, то ли тут же смирился с той участью, которая ему предстояла. Во всяком случае, он и не попытался куда-либо передвинуться – растопыренная черная пятерня нависла над ним и, как страшная птица, упала на склонившуюся фигуру. Костер заметно притух. Вязкая душная темнота охватила поляну. И в темноте этой Сергею на мгновение показалось, что склонившейся беззащитной фигурой был Дрюня.

– Ведьмака!.. Ведьмака!..

Словно что-то толкнуло в спину: Сергей, закричав, дико ринулся в непроницаемую темноту, и оттуда, из темноты закричали другие отчаянные голоса, – он на кого-то наткнулся, ударило по коленям – зашуршало, протопало, ужасно затрещали кусты, и в это мгновение костер ярко вспыхнул, и остановившийся от удара Сергей обнаружил, что на поляне уже никого не осталось.

Глохла удаляющаяся беготня, и валун, на котором сидела девочка Муся, светлел серым боком.

Валялась чья-то пестрая кепочка.

Он беспомощно оглянулся, и немедленно из хрустящего ивняка выпросталась громоздкая, как у бегемота, туша, и сопящий, пыхтящий, ругающийся Харитон, обирая листву, уставился на Сергея.

Волосы у него были всклокочены.

– Я тебя пошел поискать… а?.. Что это было? – растерянно спросил он.

5

А на следующее утро к нему явился Котангенс.

Сергей как раз встал и, ощущая, как потрескивает от вчерашнего голова, приготавливал себе чай, чтобы оттянуть последствия неумеренного веселья.

Чувствовал он себя не так чтобы очень уж плохо: сидели, разумеется, допоздна, но напитки употребляли довольно-таки умеренно – абстиненции не было, сказывался лишь недосып, и тем не менее четкость движений была ощутимо нарушена: первую чашку он от нетерпения опрокинул, пришлось брать тряпку и промокать ею лужицу парящего кипятка. А когда он заканчивал эту неприятную операцию, то возникла в проеме дверей слегка помятая Ветка и надтреснутым голосом сообщила, что ни свет ни заря являются какие-то посетители.