Книга Глазами любопытной кошки - Тамалин Даллал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во дворе и в проходах висело мокрое белье. Какой-то мужчина умоляюще произнес:
– Кто-нибудь должен помочь нам. Этот дом принадлежит фонду «Ага Хан», но они хотят, чтобы мы съехали, поэтому ничего не ремонтируют.
В музее было написано совсем другое: о щедрости и доброте «Ага Хан».
– До революции фонд имел много домов, – рассказал Тарик. – Затем их отняло правительство, но записаны они по-прежнему на «Ага Хан», поэтому фонд вправе их забрать и делать с ними что заблагорассудится.
Я совсем запуталась. Так кто же они такие, эти люди из «Ага Хан» – филантропы или короли трущоб? Для жителей квартала они являлись богатыми угнетателями. Простым людям не было дела до того, что титул «Ага Хан», обозначающий духовного лидера группы, в разное время носили разные люди. Проекты и компании фонда являются частью международной организации, управляемой по принципу корпорации. Нынешний глава фонда всего лишь унаследовал власть.
Мне разрешили снимать в доме.
– Пусть весь мир увидит, как мы живем, – сказали жильцы. – Может быть, тогда кто-нибудь нам поможет.
Участники фонда «Ага Хан» – исмаилиты[31].
– Исмаилиты – ненастоящие мусульмане, – сказал Тарик. – На Занзибаре три мусульманские секты: ибадиты (из Омана) – их примерно половина, сунниты и шииты.
Я спросила, почему Тарик не считает исмаилитов настоящими мусульманами.
– Они не молятся пять раз в день, – ответил он. – Чтобы быть мусульманином, необходимо соблюдать религиозные правила.
Я познакомилась с Амином, главой занзибарского отделения «Ага Хан», благодаря его подруге, которая брала у меня уроки танца живота. Мы собрались на морском берегу послушать таараб, и он немного рассказал мне об организации. На следующий день я отправилась к нему в офис за более подробной информацией.
– Исмаилиты открыты всем религиям. Они верят в многогранность мира и в то, что не все люди одинаковые. Приверженцы секты исмаилитов в мусульманстве считают, что ислам постоянно меняется.
Амин также объяснил принцип работы фонда «Ага Хан»:
– Это разносторонняя благотворительная организация, реализующая проекты по всему миру. «Ага Хан» объединяет исмаилитов, их компании и благотворительные фонды в сфере образования, здравоохранения, искусства и архитектуры. Организация не имеет отношения к религии, и люди, которым мы помогаем, как правило, не являются исмаилитами… Дома на Занзибаре не принадлежат фонду. Мы сотрудничаем с правительством, частными домовладельцами и жильцами, пытаясь найти реальное решение проблем, а не просто подлатать эти дома и улучшить их внешний вид. Жильцов переселяют во временное жилье на полгода, пока в старых зданиях проводится реставрация. Затем те, кто выплатит долг по аренде, могут переехать обратно. Арендная плата поступает в фонд на текущие нужды – благодаря этим средствам дома поддерживаются в удовлетворительном состоянии. В таких зданиях имеют право жить лишь те люди, у которых есть на то законные основания, но многие комнаты незаконно сдаются в субаренду, и количество жильцов увеличивается. Жильцы, переезжающие в отремонтированный дом, должны быть из семей, которым право проживания в доме предоставило правительство – как обычно, за арендную плату в три доллара в месяц. Если семья решила поделить свою часть дома и сдала комнаты другим людям, она уже не может вернуться.
В период с 1985 по 1992 год в Стоун-Тауне обрушились восемьдесят пять исторических зданий, а пятнадцать развалились частично. С каждым годом число обрушившихся домов увеличивается. В нескольких кварталах от дома, где я жила, стояло здание, служившее образцом реставрационных работ, – старая амбулатория. Это был красивый бело-зеленый дом, фасад которого украшала замысловатая резьба. Здание было отреставрировано фондом «Ага Хан», и теперь здесь располагался культурный центр.
Еще одним проектом фонда оказался роскошный отель «Серена Инн», выстроенный из остатков старинного здания. Привратник отеля, Юссеф, наряженный в шикарную форму в старом оманском стиле, угостил меня кофе с пряностями, сваренным по особому рецепту, – точно такой на баразах продавали на закате старики.
– Как пройти к дому Типпу Типа? – спросила его я.
Урожденный Хамед Бин Мухаммед эль Магреби получил свое прозвище Типпу Тип из-за своих глаз, напоминавших глаза кукушки с красным ободком (на суахили эта птица зовется типпу-тип). Он был одним из известных работорговцев на Занзибаре. В наши дни в его особняках проживает несколько семей. Дома ни разу не реставрировались, правительство просто отдало их людям. Один из жителей (по словам Юссефа, «пьяница, которому нельзя доверять») разрешил мне осмотреть принадлежавшую ему часть дома и попытался продать мне свои картины. Юссеф не отходил от меня ни на шаг.
Особняк Типпу Типа оказался красивым, просторным, с несколькими огромными комнатами-залами, в которых, однако, почти отсутствовала мебель. Вид на океан отсюда был поразительным, как и обветшалая резьба в каждой из комнат.
Я сказала Юссефу, что записалась на занятия йогой в «Серена Инн» и что я сама преподаю танец живота. Он познакомил меня с управляющим гостиницы, а тот, в свою очередь, свел меня с преподавательницей йоги. Мы договорились, что дважды в неделю после йоги я буду вести уроки танца живота.
Фарук, мой учитель суахили, ничего не понял, когда я попыталась описать, что такое йога. Тарик разделял его недоумение.
– Зачем кому-то растягиваться? – спросил он, и в один голос они проговорили: – Ты уверена, что хочешь этим заниматься?
Преподавательница – ее звали Таня – была родом из Сиэтла. Она писала книгу об общих чертах аюрведы[32] и традиционной медицины масаи (масаи – народ, живущий в Кении и Танзании.)
Выполнение скручиваний аштанга-йоги под пальмами под звук прибоя невероятно расслабляло. Все присутствующие на занятии оказались не из тех, кого обычно встретишь на Занзибаре. Столько стройных блондинок и несколько азиаток среди них, скорее, можно было увидеть на таких уроках в Калифорнии или на Гавайях.
На занятиях йогой и танцами живота я познакомилась с Эммой, бывшей гражданкой Великобритании, которая свободно говорила на суахили и жила на Занзибаре вот уже пятнадцать лет. Мы договорились устроить после занятий «девичник». Одна из женщин сказала, что Занзибар – маленькая деревня и здесь все знакомы друг с другом. Тарик говорил то же самое, но я почему-то сомневалась, что девушки с йоги знали моих соседей из Малинди, и наоборот.
* * *
В одну из наших вылазок в элегантном баре «Серена Инн» мы познакомились с восьмидесятилетним дядей Амина, который приехал из Ванкувера. Он жил на Занзибаре в 1930-х годах, а теперь вернулся навестить племянника и отыскать дом, где провел детство. Я спросила, как ему современный Занзибар. Он промолчал. Тогда я поинтересовалась, каким был остров в его детские годы, и он ответил: «Вы бы видели.» Эти несколько слов говорили о многом.