Книга Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший

В данных обстоятельствах комитет не мог отказываться от предложенной помощи, и дальнейших возражений не последовало. Дом Пауло намеревался принять всех, когда придет время, но ему не хотелось, чтобы аббатство фигурировало в военных планах. Позднее с подобными просьбами явятся офицеры из Денвера; их в большей степени будет интересовать спасение не людей, а политического режима. Он собирался дать им тот же ответ. Аббатство построили для защиты веры и знаний, точка.

Пустыня наполнилась путниками с востока. Торговцы, трапперы и скотоводы приносили вести с Равнин: в стадах кочевников, словно лесной пожар, распространялась чума, и голод, похоже, был неминуем. После падения правящей династии войска Ларедо разделились. Часть из них выполнила приказ и вернулась на родину, а остальные двинулись на Тексаркану, поклявшись добыть голову Ханнегана II или погибнуть. Ослабленную расколом армию Ларедо постепенно уничтожали воины Бешеного Медведя, мечтавшие отомстить тем, кто принес чуму. По слухам, Ханнеган великодушно предложил племени Бешеного Медведя перейти под его защиту и стать его вассалами – если они поклянутся жить по «цивилизованным» законам, введут в свои советы его офицеров и примут христианскую веру. «Покоритесь или умрите с голоду» – такой выбор предложили кочевникам судьба и Ханнеган. Многие предпочли голодать, лишь бы не покориться государству фермеров и торговцев. Хонган Ос, по слухам, обратил свою ярость на юг, на восток и к небесам – он каждый день сжигал по шаману, чтобы наказать племенных богов за предательство, и пригрозил, что станет христианином, если христианские боги помогут ему уничтожить врагов.

В день, когда в аббатстве гостила компания пастухов, исчез Поэт. Тон Таддео первым заметил, что бродячего стихоплета нет в гостевом домике, и осведомился о его местонахождении.

Дом Пауло удивленно нахмурился.

– Вы уверены, что он исчез? Он часто проводит по несколько дней в деревне или уходит на гору, чтобы поспорить с Бенджаменом.

– Его вещей нет, – сказал тон. – И комната пуста.

Аббат скривился:

– Дурной знак… Кстати, если он в самом деле исчез, то советую вам немедленно проверить свои вещи.

Лицо тона приобрело задумчивое выражение:

– Так вот куда подевались мои сапоги…

– Наверняка.

– Я выставил их за дверь, чтобы почистили. Он еще тогда пытался ко мне ворваться.

– Ворваться… Кто – Поэт?

Тон Таддео усмехнулся:

– Боюсь, я немного над ним подшутил. У меня его стеклянный глаз. Помните, как он оставил его на столе в трапезной?

– Да.

– Я его подобрал.

Тон порылся в своем кошельке и выложил на стол аббата глаз Поэта.

– Он знал, что глаз у меня, но я это отрицал. Мы стали над ним подшучивать – даже пустили слух о том, что на самом деле это давно пропавший глаз языческого идола, и что его нужно вернуть в музей. Поэт пришел в ярость. Конечно, я собирался отдать ему глаз перед отъездом. Как вы думаете, он еще придет к вам?

– Сомневаюсь, – ответил аббат и слегка содрогнулся, глядя на шарик. – Но если хотите, я его сохраню, кто знает… Впрочем, с такой же вероятностью Поэт может явиться за ним в Тексаркану. По его словам, это мощный талисман.

– Как так?

Дом Пауло улыбнулся:

– Он утверждал, что с этим глазом лучше видит.

– Что за чушь! – Тон помедлил – похоже, он был готов рассмотреть любую, даже самую безумную гипотезу. – Ведь это чушь, да? Разве что заполняя пустую глазницу, мы каким-то образом влияем на мышцы обеих глазниц…

– Поэт клялся, что с ним он видит «истинные значения» – хотя из-за глаза у него страшные головные боли. Но в словах Поэта факты трудно отличить от выдумок и аллегорий. Если выдумка достаточно остроумная, то вряд ли Поэт признается в том, что она отличается от факта.

Тон вопросительно улыбнулся:

– Вчера он крикнул мне из-за двери, что мне этот глаз нужен больше, чем ему. Похоже, он действительно считает его мощным амулетом. Любопытно.

– Поэт сказал, что вам нужен глаз? Хо-хо!

– Что вас развеселило?

– Извините. Боюсь, он хотел вас оскорбить. Мне не стоит объяснять его слова – ведь тогда может показаться, что я с ним согласен.

– Вовсе нет. Расскажите, мне интересно.

Аббат взглянул на статую святого Лейбовица, стоявшую в углу комнаты.

– У Поэта глаз – дежурная шутка. Когда он хочет принять решение, или что-то обдумать, или обсудить вопрос, он вставляет глаз. И вынимает его, если видит что-то неприятное или если притворяется дурачком. Братья прозвали глаз «совестью Поэта», и он решил им подыграть – читал лекции и устраивал демонстрации опытов, посвященные съемной совести. Поэт притворялся, что им овладела какая-то бешеная страсть – обычно что-то банальное, например тяга к бутылке вина. С глазом в глазнице он поглаживал бутылку, облизывал губы, тяжело дышал, стонал, затем отдергивал руку. Потом желание накатывало на него снова. Поэт хватал бутылку, наливал вино в чашку – чуть-чуть, на донышко – и торжествующе на него смотрел. Затем начинала сопротивляться совесть, и он бросал чашку в стену. Вскоре он снова плотоядно разглядывал бутылку и истекал слюной, но каким-то образом противостоял искушению… – Аббат невольно усмехнулся. – Ужасное зрелище. Наконец, утомившись, Поэт вынимал свой стеклянный глаз, внезапно расслаблялся, брал бутылку, обводил всех взглядом и смеялся. «Я все равно это сделаю», – говорил он. А когда все ожидали, что он выпьет вино, с ангельской улыбкой выливал всю бутылку себе на голову. Вот в чем преимущество съемной совести, изволите ли видеть.

– И он считает, что мне глаз нужен больше, чем ему?

Дом Пауло пожал плечами:

– Что скажешь – Поэт-братец!

Ученый фыркнул, покатал стеклянную сферу по столу большим пальцем и вдруг рассмеялся:

– Недурно!.. По-моему, я знаю, кому он больше всех нужен. Пожалуй, я все-таки оставлю его себе. – Он подбросил глаз, поймал и вопросительно посмотрел на аббата.

Пауло снова пожал плечами.

Тон Таддео бросил глаз в кошель.

– Кстати, я хотел вам сказать: моя работа почти закончена. Через несколько дней мы уедем.

– Разве стычки на Равнинах вас не беспокоят?

Тон Таддео нахмурился:

– Мы разобьем лагерь на холме примерно в неделе пути к востоку отсюда. Там нас встретит группа… э-э… наш эскорт.

– Я очень надеюсь, – сказал аббат, наслаждаясь возможностью подпустить шпильку, – что ваша группа сопровождающих не изменила своих политических взглядов с тех пор, как вы с ней расстались. В наше время все труднее отличить врагов от союзников.

Тон покраснел:

– Особенно если они из Тексарканы?

– Я этого не говорил.