Книга Аргонавты 98-го года - Роберт В. Сервис

Он обернулся на треск. С проклятием он бросился ко мне. Затем, пока я висел наполовину по ту сторону окна, он схватил меня за горло. Напрягши всю свою силу, он втащил меня в комнату, затем безжалостно выкинул наружу на камни.

Я поднялся, шатаясь, обливаясь кровью, ослепленный, изнемогающий, лишенный речи, и слабо поплелся прочь. Силы оставили меня. О, боже поддержи меня. Помоги мне спасти ее.

Тут я почувствовал, что свет затмился. Я покачнулся и уцепился за стену: я упал.

Я так и остался лежать призрачной бессознательной грудой.

Я проиграл.

Книга четвертая

В ВОДОВОРОТЕ

Глава I

Нет, нет, я совсем здоров. Прямо, здоров. Пожалуйста, оставьте меня одного. Вы хотите, чтобы я смеялся? Ха! Ха! Вот так, хорошо?

― Нет, совсем не хорошо. Очень далеко до хорошего, мой мальчик, и тут-то именно вам придется собраться с духом, для сердечного разговора с вашим дядюшкой.

Это происходило в большой хижине на Золотом Холме, и Блудный Сын обращался ко мне. Он продолжал:

― Теперь послушайте, дитя. Когда дело касается до выражения чувства, я достоин детского сада; когда приходится держать высокопарные речи, я то и дело сбиваюсь. Но когда нужно быть верным товарищем, опорой, тогда нечего искать меня ― я тут. С той самой минуты, как мы отправились в путь, я сильно привязался к вам. Вы всегда были отзывчивы ко мне и не будет дня, чтобы вы не могли поесть по моему обеденному талону. Мы вместе проделали путь треволнений. Вы всегда были готовы поднять самый тяжелый конец бревна. И когда бог старался как мог растереть человека в желток, вы оставались белым насквозь. Послушайте, дружище, мы побывали вместе в тяжелых местах, прошли через тугие времена и теперь пусть у меня отнимется язык, если я буду стоять рядом и смотреть, как вы катитесь вниз, а дьявол смазывает рельсы.

― О, я вполне здоров теперь, ― запротестовал я.

― Да, вы вполне здоровы, ― повторил он мрачно. ― Вы олицетворенный «вполне здоровый человек». Это зацепка для вас. Я видел уже таких «вполне здоровых людей», попадавших по кратчайшему пути в костяной склад. Вы вполне здоровы. Однако за последние два часа вы сидели с этим вашим видом: «передайте последний привет моей матери» ― и не обращали на веселое пламя моей болтовни ни малейшего внимания. Вы едите не больше больного воробья и часто по ночам не закрываете ни одного глаза.

Вы выглядите хуже дьявола в бурю. Вы потеряли свою хватку, мой мальчик. Вас не интересует больше, идут ли в школе занятия, и, право, не будь ваших друзей, вы бы очень охотно совершили кратчайший переход через Великий Перевал.

― Вы немного торопитесь, старина.

― О, совсем нет. Вы сами знаете, что равнодушны ко всему. Вы вбили себе в голову, что жизнь есть род каторги, которую вам осталось только отбывать. Вы не ждете больше от нее никакой радости. Посмотрите на меня. Каждый день для меня солнечный. Если небо голубое, оно нравится мне, если оно серое ― я люблю его не меньше. Я никогда не терзаюсь. К чему это? Вчера умерло, завтра всегда будет завтра. Все мы имеем «сегодня» и наше дело прожить его так, как только мы умеем. Вы тратите столько же пара на квадратный дюйм терзаний, сколько понадобилось бы на квадратный ярд тяжелой работы. Выкиньте тоску и вы получите несравненную программу.

― Вам легко проповедовать, ― сказал я. ― Вы забываете, что я был очень болен.

― Да, это не бредни сиделки. Вы чуть-чуть не сковырнулись. Тиф ― серьезная штука даже в лучшем случае. Но, когда в самый разгар его, вы впадаете в бешенство, проделываете ночную вылазку из больничной палаты и попадаете на Спуск в таком виде, как если бы прошли через молотилку, что же! ― тогда вы можете быть уверены, что лезете прямо в пасть смерти. И вы сдались, вы не захотели бороться, вы уклонились, но молодость и крепкий организм боролись за вас. Они залечили ваши раны, они смягчили ваш бред, они охладили вашу лихорадку. Это была славная запряжка, и она вывезла вас. Казалось, они тащили вас сквозь щелку, но они знали свое дело, а вы не проявили им самую малость благодарности, как будто думали, что не их дело вмешиваться.

― Мои страдания глубже физических.

― Да, я знаю. Тут еще замешана девушка. Вы кажется были уверены, что это единственная девушка во всей этой сметенной богом зеленой куче. Пока я стоял лагерем у вашей постели, прислушиваясь к вашему бреду, и превращаясь в душителя, как только вы забирали себе в голову подурачиться, вы выболтали всю историю. О, сынок, почему вы не рассказали этого раньше, вашему дядюшке? Почему вы не вразумили меня? Я мог бы дать вам верное направление. Разве вы когда-нибудь видели, чтобы я брался за дело, не приведя его к хорошему концу? Да ведь я настоящая брачная контора, воплощенная в одном человеке. Я давно заставил бы вас прогуляться под звуки свадебного марша. Но вы молчали, как мумия. Не хотели довериться даже своему старому товарищу. Теперь вы потеряли ее.

― Да, я потерял ее.

― Вы не встречали ее с тех пор, как вышли из больницы?

― Раз, только один раз. Это было в первый день. Я был худ как рельса, бел, как подушка, с которой только что поднял голову. Отсрочка смерти была написана на мне. Я устало плелся, опираясь на палку. Я думал о ней, думал, думал беспрестанно. Всматриваясь в лица толпы, запрудившей улицы, я рисовал себе только ее лицо. И вдруг я увидел ее перед собой. Она выглядела, как привидение, бедная малютка, и одно короткое мгновение мы всматривались друг в друга, она и я, два бледных изнуренных призрака.

― Ну, что же она сказала?

― Сказала? Она не сказала ничего. Она только посмотрела на меня. Лицо ее было холодно, как лед. Она смотрела на меня, как будто хотела пожалеть. Потом в глазах ее появились горечь и отчаяние, какие могут омрачить лишь взор погибшей души. Это мучительно действовало на меня. Мне, казалось, что она смотрит на меня почти с ужасом, как будто я что-то вроде прокаженного. Когда мы стояли так, она, казалось, готова была лишиться чувств. Одну минуту мне почудилось, что она покачнулась, затем она испустила сильный прерывистый вздох и, повернувшись на каблуках, исчезла.

― Она сразила вас.

― Да, сразила на смерть, старый дружище. Моей единственной мыслью была любовь к ней, вечная любовь. Но я никогда не забуду выражения ее лица, когда она повернулась, чтобы уйти. Казалось, будто я ударил ее хлыстом.

― И вы ни разу не видели ее с тех пор?

― Нет, никогда, Разве этого не довольно? Она не хочет больше говорить со мной. Не хочет больше поднимать на меня глаз. Я вернулся обратно в больницу, затем спустя немного перебрался сюда. Мое тело жило, но сердце было мертво. Оно никогда не оживет снова.

― О, ерунда, вы не должны так поддаваться обстоятельствам. Это убьет вас в конце концов. Подбодритесь! Будьте мужчиной. Если не хотите жить для себя, живите для других. Как знать, может быть все к лучшему. Быть может, любовь ослепила вас. Быть может, она не была действительно хорошей. Поглядите, как она теперь открыто живет с Локасто. Ее называют Мадонной, говорят, что она больше похожа на деву-мученицу, чем на любовницу развратного человека.