Книга Ловцы душ. Исповедь - Елена Богатырева

— Здравствуйте, Константин Николаевич. Это Осетров. Лида никогда не говорила мне о своем психоаналитике. Что-нибудь случилось?

— Мне необходимо с вами встретиться. — Голос Санникова звенел от волнения.

— Надеюсь, это не милый пустяк? Мне действительно сегодня нездоровится.

— Это совсем не пустяк. — Костя добавил несколько угрожающих ноток. — Абсолютно ничего общего с пустяками!

— Тогда — добро пожаловать…

И Павел Георгиевич продиктовал свой адрес. Доброжелательность и готовность к контакту, несмотря на плохое самочувствие, поставили Санникова в тупик, но лишь на короткое время. Сегодня он утратил равновесие духа и готов был даже к тому, чтобы наделать глупостей.

«Это все от того, что ты теряешь ее», — сказал ему внутренний голос. «Глупости», — ответил Костя, все больше входя в роль настоящего мужчины с благородными намерениями. Если уж Малахов решился на настоящий поступок, почему бы Косте не сделать то же самое? Чем он хуже? Возьмет этого Павла Георгиевича за горло и вытрясет из него правду. Даже если это нужно будет сделать физически, а не с помощью изящных психологических фокусов.

Однако, едва взглянув на своего оппонента, Санников отказался от мысли о физическом воздействии. Павел Георгиевич был одного с Костей роста, но атлетическая комплекция и чрезмерно широкие плечи свели бы их физическое противостояние к его легкой победе.

— Я по поводу Малахова, — сев на стул без приглашения, заявил Костя.

— Да, странный тип, — мягко сказал Павел Георгиевич, занимая место напротив. — Никак не ожидал от него ничего подобного.

— Разве вы были с ним знакомы?

— Конечно. Встречались по работе. Приятный мужик. Кстати, сам мне и сказал, что уходит от Лиды и уезжает в другой город. И надо же: влетает вдруг как сумасшедший в гостиную и ни слова не говоря…

Павел Георгиевич поморщился, вспоминая неприятную сцену.

— Я все знаю, — отчеканил Санников, глядя ему в глаза. — Ира мне все рассказала.

— Ну так объясните мне, в конце концов, раз вы психоаналитик… Он что, действительно тронулся?

Санников смотрел на Павла Георгиевича и никак не мог решить: актер перед ним самодеятельного театра или человек, которому нечего скрывать.

— Как вы относитесь к Ире?

Санников старался не пропустить ни одной самой мелкой реакции.

— Чудная девочка. Немножечко, правда, сноб, но мне кажется, это — возрастное. Образумится со временем. Похоже, мы с ней подружились.

— Что вы этим хотите сказать?

— Ну, по крайней мере, она не против наших отношений с Лидой. Порой мне кажется, что она даже гордится тем, что я и ее мать…

Неожиданно он остановился на полуслове, посмотрел на Санникова и вдруг расхохотался.

— Психоаналитик, да? — утирая выступившие от смеха слезы, сказал он. — Я же знаю, нам курс читали в академии… Про Фрейда и прочие пакости. Вы куда клоните? Уж будьте любезны, говорите прямо. Не то мы с вами здесь просидим до завтрашнего дня.

— Вы с Ирой были близки?

Смех Павла Георгиевича оборвался. «Сам напросился», — зло подумал Санников.

— Молодой человек, — сказал Павел Георгиевич строго. — Мне пятьдесят. Я — помощник депутата. И заметьте — абсолютно нормальный человек. Вы заигрались со своим психоанализом. Возможно, на рубеже веков он и приносил еще какую-то пользу. Но сегодня…

— Вы не ответили, — напомнил ему Санников. — Сами же просили, чтобы я не ходил вокруг да около.

— Мне даже в голову такое бы не пришло. И знаете, я попрошу вас уйти. Вы испортили мне вечер. Это непростительно. Я думал, самые большие нечестивцы — это журналисты, но теперь убедился, что психологи дадут им фору. До свидания.

От помощника депутата Санников шел не разбирая дороги. Он вел себя как мальчишка: непростительно глупо. Ему нужно было с кем-то поговорить. С кем-то, кто в курсе. Он только подумал об этом, а ноги уже сами несли его к Василию.

— Извини, — с порога начал Вася.

Санников закрыл глаза. Зря он сюда пришел. Неприятных сюрпризов ему на сегодня хватало.

— Мне нужно было уточнить одну деталь, — продолжал Вася. — Я позвонил тебе домой, и Николай Савельевич дал мне телефон Ларисы.

— Ты ей все рассказал?..

— Пришлось. Иди сюда, сядь. Кость, ну я же не знал. Ты, в конце концов, сам виноват: почему не предупредил, что держишь все в тайне? Я стал спрашивать, а она, оказывается, ничего не знает… Если бы я не рассказал ей, она бы меня из-под земли достала. Это я по голосу понял.

— И что она сказала?

Вася опустил глаза.

— Она ничего не сказала.

— Совсем ничего?

— Совсем. Но мне кажется…

— Что?

Костя задавал вопросы машинально. Ему казалось, что таким образом он может отсрочить самый страшный момент — момент осознания того, что произошло.

— …она плакала.

Санников протянул руку к телефону и медленно набрал номер Ларисы.

— Слушаю, — сказала она.

Голос ее звучал тихо. Костя представил ее заплаканное лицо — милое и совсем детское. Такой он увидел ее впервые несколько дней назад. Вспомнил, как она спросила совсем недавно: «Ты не оставишь меня?» Сердце сжалось, и он едва выговорил:

— Лариса, это я. Мне нужно объяснить… Можно я сейчас приеду?

Она молчала бесконечно долго. А потом сказала спокойно:

— Ничего не нужно, Костя. И пожалуйста, — снова повисла тяжелая пауза, — не приезжай больше. Никогда не приезжай.

Санников так долго держал трубку после отбоя, что автоматически принялся считать гудки. Василий разжал его пальцы, отнял телефонную трубку и положил на рычаг. Костя закрыл глаза. Потом открыл и с трудом поднялся.

— Куда ты? Тебе сейчас, — начал Василий, но Костя перебил его:

— Мне нужно к отцу.

И, уже взявшись за ручку двери, добавил:

— Ты ни в чем не виноват, даже не думай об этом. Просто так совпало… Пока.

* * *

Санников вышел из троллейбуса за две остановки. Ему хотелось пройтись, оттянуть момент возвращения домой. В принципе, на что он надеялся? На то, что Лариса испытывает к нему какие-то чувства? Да с какой стати? Мысли его незаметно переключились на Марину. Интересно, как она живет? Как объяснила себе их разрыв? Ей ведь пришлось делать это самостоятельно, Костю она ни о чем не спросила. А любила ли она его? Они ведь собирались пожениться. Быть вместе и в радости, и в печали до конца своих дней. Так вроде говорится. Если она его любила, то почему ничего не предприняла? Почему не собрала вещи и не переехала к нему, несмотря ни на что? Он не стал бы протестовать.