Книга Сумерки мира - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрожащий старческий палец, указывающий на подрагивающий переплет Книги, стал удлиняться; суставы напухли и раздались вширь, вздуваясь венами – нет, не венами, а…
И тогда Марцелл отшвырнул в сторону свои ножи-«бабочки» – Солли поймал их на лету, порезав ладони, – и кинулся к Даймону.
Подхватив старика, тело которого напоминало кокон, рождающий Книжного Червя, бес шагнул с ним к распахнутой Двери. Солли и Сигурд видели, как на глазах менялось лицо Пустотника, молодея и одновременно становясь чужим, нечеловеческим, как очертания тела сходили с ума, – но Марцелл уже стоял над Бездной.
На пороге он обернулся, словно прощаясь – нет, словно собираясь отлучиться и вскоре вернуться, – и легкая улыбка тронула его губы.
«Прощайте, Видевшие рассвет, и не печальтесь обо мне… Миров много, а Время вовсе не такой строгий надсмотрщик, как о нем говорят… глядишь, и свидимся… все-таки я – бес…»
Еще мгновение, еще один шаг – и бес вместе со своей зловещей ношей рухнул в Бездну. Небытие покатало на языке бессмертный зародыш, и вздрогнула Бездна, ощутив в себе чуждую, невозможную, смертельно опасную для нее Жизнь; вздрогнула – и выгнулась в судороге, колебля пространство и время…
Дверь закрылась навсегда. С грохотом рушились каменные плиты, навечно замуровывая вход, становясь глухой стеной, за которой бушевало Ничто; и зал закачался в испуге.
Видевшие рассвет повернулись, чтобы бежать, и остановились.
Посреди бьющегося в падучей зала безликой толпой стояли варки. Некоторое время живые и мертвые молча смотрели друг на друга. И рядом с живыми на странно неподвижном столе лежала пульсирующая Книга.
А потом Солли улыбнулся, и страшной была та улыбка на лице, потерявшем возраст. Ножи Марцелла торчали у него за поясом – стальной и посеребренный, но Изменчивый не притронулся к ним. Его руки медленно поднялись вверх и разошлись в стороны, и на окровавленных ладонях вспыхнули два Знака, вспыхнули холодным зеленоватым огнем. Солли еще шире развел руки, словно собираясь обнять сразу всех варков, и рядом с ним полыхнул тем же светом меч Ярроу…
…Они шли, постепенно тесня толпу, и Тяжелые Слова срывались с губ Изменчивого, волной катясь впереди него, отшвыривая визжащих варков, ужасом отражаясь в горящих зрачках, и там, где не хватало слов, слов Солли, там исправно выполняла свою работу покрытая знаками сталь Девятикратного…
А дальше была смутно знакомая фигура, и лицо над ней – лицо Брайана, салара, друга, в пустых глазах которого не оставалось уже ничего от прежнего Ойглы, но меч внезапно стал непомерно тяжелым…
В следующее мгновение последняя приливная волна заклятий Изменчивого смыла оставшихся варков вместе с тем, кто некогда звался Брайаном Ойглой, и Солли повернулся к Сигурду:
– Теперь Книга. Сталь и огонь…
Сигурд промолчал.
Сталь и огонь оказались бессильны. Книга по-прежнему лежала на столе, лежала недвижно и равнодушно, а стены зала готовы были рухнуть в любую секунду. Надо было уходить.
– Это не Книга, – как в бреду пробормотал Солли. – Это даже не Дверь. Это и то, и другое, и третье… Третье – это Большая Тварь. Книга обрела собственную сущность. И нам не под силу уничтожить ее…
– За каждое знание надо платить, – эхом отозвался Ярроу. – Даймон заплатил жизнью. Марцелл… Прощай, Отец, ты теперь слишком далеко, ты ушел, и не будем об этом… А нам еще только придется платить.
– Уходим, Сигурд… Я чувствую, как знание, которое во мне, властно требует недостающего. Книга тянет меня.
– Да, Солли. Она помогла нам в битве и одновременно – звала. Мы – Ее заложники.
– И мы закроем Ее здесь. Закроем всеми Словами, Знаками и Печатями, какие знаем. Большего мы сделать не в состоянии.
Сигурд посмотрел на Книгу. Она была неподвижна – оазис мертвого спокойствия в разверзшемся аду.
Она ждала.
Послушников наверху не оказалось. Причина этого – Вайл, Зу и два взъерошенных волка – была очевидна. Правда, волки жались к ногам Солли и затравленно скулили, и даже удав постарался перетечь поближе к Ярроу.
Нет, не люди испугали зверей. Не люди и не звери.
Не живые.
Огромный, рыхлый ком сбившегося в одно целое мрака, с бесчисленными бледными пятнами смазанных лиц колыхался перед ними, и Бездной веяло от этого сгустка…
Да, Дверь захлопнулась. Но дети Бездны остались снаружи.
«Не думайте, что вы победили, – шипела извивающаяся часть, отсеченная от целого, – эта Дверь – не единственная, не последняя, их много в вашем мире и в любом другом мире, в любом месте, где человек стремиться выйти в Запределье, – выйти любыми средствами, потому что цель оправдывает средства!… Везде, где человек ломится в стены своего жалкого бытия, – везде открываются Двери, Двери, Двери…»
Сигурд смотрел, слушал и улыбался.
Солли ошарашенно глянул на Девятикратного, потом замер, прислушался – и тоже улыбнулся.
И все – и мертвые, и живые – увидели разрастающееся зарево; там, далеко, на северо-востоке, над горами Ра-Муаз, чуть левее седого Ырташа. Там, в переходах забытого согдийского рудника, по каменному панцирю змеились трещины – сперва робкие, затем все более и более уверенные – и рушились сталагмиты, выпуская в предрассветный мир тех, кто добровольно заточил себя в Пенаты Вечных; тех, за кем навсегда захлопывались Двери в Бездну, как захлопнулась она за Теми, которые Он, – бесом Марцеллом…
Хрустела под босыми ногами корка веков, качалась заброшенная штольня, и вставали, поднимались, делали свой первый шаг Бессмертные.
Бесы шли закрывать Двери.
Хватит ли их на все?…
Сигурд положил руку на рукоять меча. Солли кивнул и не торопясь достал из-за пояса покрытую серебром «бабочку» ушедшего Марцелла…
Когда я устану от ласковых, нежных объятий,
Когда я устану от мыслей и слов повседневных –
Я слышу, как воздух трепещет от грома проклятий,
Я вижу на холме героев – могучих и гневных.
Н. Гумилев
Спросите любого исцарапанного мальчишку, с визгом несущегося по улицам Калорры, кем он хочет стать через пяток лет? Мальчишка засмеется, швырнет в вас пригоршню дорожной пыли и побежит дальше. Но прежде чем свернуть за угол, он остановится и обязательно крикнет срывающимся голосом:
– Скользящим в сумерках!…
А если он не будет спешить по своим мальчишеским неотложным делам, то, может быть, он остановится и поведает вам историю о Великом наставнике саларов Сигурде Ярроу, о его тайном уходе и шумном возвращении вместе с Перевертышем из-за гор, о большом совете Девятикратных и решающем слове престарелого Фарамарза, о Словах и Знаках на синей стали клинка, рассекающего черный бархат ночи…