Книга Армагед-дом - Марина и Сергей Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как Слава? – отрывисто спросил Рысюк. – Работает?
Лидка кивнула без энтузиазма.
– А ты, говорят, увольняешься?
Лидка подняла на него глаза:
– А ты откуда знаешь?
– Разве это тайна? – Рысюк снисходительно усмехнулся.
– А, я и забыла, что ты серым кардиналом заделался, – сказала Лидка как бы в шутку.
Шутки не получилось. Рысюк смотрел внимательно, теперь уже без улыбки, и под взглядом его неподвижных светлых глаз Лидке сделалось не по себе.
– Почему ты оставила науку?
– Не твое дело, – сказала она, пытаясь придать разговору тон веселой школьной пикировки.
Рысюк помолчал. Предложил почему-то шепотом:
– Кофе хочешь?
– Ага, – сказала она после паузы.
– Пошли варить…
Кухня, в отличие от комнаты, носила на себе все следы холостяцкого быта. Стол был покрыт, будто круглой чешуей, застарелыми отпечатками кофейных чашек. В раковине аккуратной стопочкой стояла немытая с вечера посуда.
– Лида, тут наклевывается интересная перспектива. Я хотел поговорить с тобой… и со Славой.
– Так со мной или со Славой? – спросила она, пальцем проверяя чистоту табуретки.
Рысюк цепко глянул на нее через стол:
– Мне надо сделать выбор? Или-или?
– Нет. – Она опустила глаза.
– Понимаю, – сказал Рысюк медленно. – Видишь ли, Сотова… Я действительно понимаю, и понял не вчера. Слава НИКОГДА не простит тебе того случая в Музее. Для Славы ты – эмблема его унижения, неполноценности, памятник его подростковой глупости. Если бы даже у вас были дети, вы все равно не ужились бы вместе. Впрочем, ты ведь выходила за Славу не по любви?
– Не твое собачье дело, – сказала Лидка глухо.
– Конечно, – Рысюк кивнул. – Так, к слову пришлось… Потому что теперь МНЕ нужен Слава, и примерно для того же, для чего в свое время он понадобился тебе.
Лидка вскинула подбородок:
– Ты сменил сексуальную ориентацию?
– Так ведь он и тебе нужен был не для секса, – вкрадчиво напомнил Рысюк. – Тебе нужна была его фамилия… фамилия его отца. Чтобы при слове «Зарудная» люди сперва переглядывались, а потом спрашивали с почтением: «А вы часом не родственница ТОГО САМОГО?»
Лидка молчала. Рысюк сполоснул под краном чашки, наполнил их кофе, пододвинул к Лидке сахарницу:
– Бери…
– Спасибо, – сказала она сквозь зубы.
– На здоровье… Видишь ли, Сотова, сейчас я собираю ресурсы для одного очень перспективного дела. Любые ресурсы. А наследие Андрея Зарудного – ресурс крупный, ценный, редкостный.
Лидка сжала губы, отчего рот ее некрасиво, по-старушечьи, искривился. Она поспешно опустила голову: меньше всего ей хотелось, чтобы Рысюк видел ее уродство.
– Перспективное дело – это твой косноязычный глупый генерал?
– Косноязычие излечимо, – мягко сказал Зарудный. – А что до ума, то этот генерал умнее многих. Это очень мощный, волевой, перспективный человек. Надо только направить его в нужное… русло,
– И ты при нем кто же? – поинтересовалась Лидка с откровенной издевкой.
– Я при нем руководитель штаба, – ответил Рысюк, никак не реагируя на провокационный тон. – Сейчас мы выиграли депутатский мандат в городском совете. Через пару лет мы метим в мэры, а еще через годика четыре, сама понимаешь, в Президенты. Работы – вот так! – Рысюк провел ладонью поверх головы.
– Ты серьезно? – спросила Лидка, внимательно глядя в чашку с остывающим кофе.
– Более чем.
– Ты хочешь взять Зарудного… память Зарудного, наследие Зарудного… и хочешь пришить его к своему сомнительному знамени? Белыми нитками?
– «Мы вертимся, как белки в колесе, – негромко сказал Рысюк, – от цикла к циклу, и, кажется, нет выхода. Но, может быть, если апокалипсис – это колесо для белки, то Ворота – это большее, чем просто спасательный круг? Если апокалипсис – не испытание, то, может быть, Ворота – это и есть тест? Лабиринт для крысы? Нас много, но и Ворот много. Я готов с цифрами в руках доказать: Ворота возникают с расчетом на то, что живущие люди пройдут в них ВСЕ. Если не будут терять ни секунды. Если никто ни на мгновение не задержится, чтобы отпихнуть с дороги соседа… Но возможно ли это?»
– У тебя хорошая память, – медленно сказала Лидка, – но одно слово ты все-таки переврал. Не «это большее», а «нечто большее». Вот так.
Рысюк довольно улыбнулся.
– «Зачем поставлены Ворота? И что будет, если в один прекрасный день человечество пройдет в них с гордо поднятой головой, не медля, но и не торопясь, спеша поддержать любого, кто случайно оступится? Что будет, если это, несбыточное, однажды случится? Возможно, именно тогда цикл завершится и намордник будет снят… И человечество будет наконец развиваться. Развиваться, а не ходить по кругу, не раскручивать беличье колесо. Возможно, тот, кто поставил Ворота, сочтет, что ТЕПЕРЬ человечество достойно жизни без поводка…»
– К чему? – отрывисто спросила Лидка.
– К вопросу о белых нитках, – так же отрывисто отозвался Рысюк. – Наше знамя – естественная основа для идей Зарудного. Они, эти идеи, прирастут к нему безо всяких ниток.
– Прирастут к этому генералу?! – возмутилась Лидка.
– Не к генералу, а к знамени, – мягко поправил Рысюк. – Если тебе нравится выражаться столь высокопарно.
Лидка молчала.
– На самом деле, – еще мягче продолжал Рысюк, – речь идет об обществе, способном эвакуировать свое население без потерь. Без потерь – в Ворота. Без толкотни. Без давки. Вот так. И пей кофе, пока он не остыл.
Лидка взялась за чашку. Поставила ее на место.
– Игорь, а ты не хотел бы заняться делом? Пойти, например, на курсы учителей младших классов? Везде вон предлагают…
Рысюк улыбнулся:
– Кто знает, кто знает… Когда Слава будет дома? Чтобы я мог ему позвонить?
– Вряд ли Слава тебе поможет, – сказала Лидка холодно. – Спекуляции на имени отца давно вызывают у него аллергию.
– Хорошо, – Рысюк кротко кивнул. – Но, видишь ли, имя Андрея Зарудного не принадлежит исключительно Славке и не принадлежит тебе. Первым делом мы переиздадим его избранные сочинения, кроме того, наполовину готова книга воспоминаний «Мой муж Андрей Зарудный. Расстрелянная справедливость».
Лидка поперхнулась кофе.
– Что-о?!
– Твоя свекровь написала «рыбу». А так как стиль у нее поганый, эдакий сентиментальный канцелярит, то мы нашли литературного обработчика. Хочешь дам почитать?