Книга Идеальное отражение - Дмитрий Казаков

— Эх, жаль… — кулаки мои сжались, — что мне не удалось побеседовать с заказчиками ещё раз…

Стоило признать, что, кинувшись в погоню за дублем, я и в самом деле поддался эмоциям, поступил, вопреки обыкновению, нерационально. Лис, потерявший голову — звучит смешно, расскажи кому угодно из тех, кто знает меня по Пятизонью — обсикаются от смеха.

Я бы и сам обсикался, не будь у меня других, более насущных проблем.

— Ладно, может быть, и в самом деле пойдём в сторону тамбура? А там подождём очередного… — я хотел сказать «видения», но спешно поправился: — Очередной порции информации.

— Слова не мальчика, но мужа, — одобрительно произнёс Синдбад.

Окрестности Ленинградского проспекта от улицы Серегина и до «Сокола» сильно пострадали во время Катастрофы, а затем им ещё досталось от пульсаций, так что развалины тут имелись на любой вкус, цвет и размер.

Одни дома превратились в груды строительного мусора, другие были снесены до половины, третьи лишились окон. Имелись совершенно не разрушенные, но обретшие необычные свойства, как это произошло, например, с институтом Курчатова.

Вот в Авиационном переулке стоял «жидкий дом» — на вид такой же, как все, обычный «гришневик» постройки тридцатых годов, но при этом в него можно было засунуть руку, словно в воду, а затем вынуть обратно.

Ушлые егеря как-то ради шутки постреляли по нему из «карташа», но быстро разочаровались — пули с бульканьем уходили в стены, не оставляя ни малейшего следа, и даже вылетали с другой стороны.

Помимо разнообразных руин эти места могли похвастаться полным набором аномалий-ловушек, а также рассыпанными повсюду кратерами, трещинами и даже небольшими вулканами, что возникли в пятьдесят первом и к настоящему времени практически все погасли.

Энергополя позволяли существовать большому количеству биомехов, на самом проспекте порой было не протолкнуться от чугунков, и поэтому для передвижения он подходил слабо. Приходилось двигаться по обочинам, лавируя между препятствиями и поглядывая по сторонам: неприятности могли явиться и с неба, и вылезти из какого-нибудь провала.

Мы выбрали маршрут по Красноармейской улице — потише, ловушек поменьше, идти легче.

— Чисто, — сказал я, без входа в форс-режим оценив перспективы.

— А мне не нравится, — неожиданно заявил Колючий. — Что-то тут нехорошо, неправильно…

— Вот когда поймёшь, что именно — скажешь, — осадил я мальчишку. — Пойдём.

На Ленинградке, это я слышал даже отсюда, бесновались рапторы — ревели моторы, взвизгивали тормоза, доносились глухие звуки ударов. На Планетной улице, судя по показаниям имплантов, орудовала большая группа сталкеров — методично прочёсывали развалины.

Показываться им на глаза, а тем более мешать, я не хотел.

Мы перепрыгнули трещину, лениво источавшую серый дым, перебрались через завал из кирпичей. Из развалин справа со свиристением выкатилось нечто механически уродливое, но хватило одной очереди, чтобы биомех убрался восвояси. Нас, правда, наверняка услышали сталкеры на Планетной, но беспокойства не проявили.

Стреляют в московской локации чаще, чем сморкаются.

За очередным завалом дорогу нам преградили заросли автонов, чьи ветви были усеяны созревшими н-капсулами.

— Эх, где мой чёрный пистолет? — вздохнул я, чувствуя, как чешутся руки.

Застрять бы тут на часочек, собрать «урожай», как в старые добрые времена.

— Какой пистолет? — не понял Колючий.

— Это из песни, — объяснил я. — Ты вот наверняка, кроме псалмов и всяких мозгосверлильных мелодий, какими обычно молодежь увлекается, ничего в жизни не слышал?

Мальчишка запыхтел, собираясь обидеться, а я поймал себя на мысли, что несмотря на двадцать пять, считаю себя стариком. Хотя пережил я столько, что хватит на полвека — и в Пятизонье, и в детском доме, и в те годы, когда я не только учился на историка-пропагандиста, а ещё…

Хотя стоп, об этом лучше даже не вспоминать.

Но оскорбиться как следует Колючий не успел, поскольку груда развалин справа от нас зашевелилась. Покатились мелкие камушки, затем крупные, блеснул металл, распрямились длинные манипуляторы.

— Дикий Сварщик! — воскликнул я, а сам со стыдом подумал: «Проморгал!»

Почему мои импланты не обнаружили такую здоровенную тварь, пусть даже закопавшуюся в развалины, — непонятно. И также совершенно неясно, как почуял её под руинами наш беглый праведник, не проводник, бионик. Ведь он предупредил, что на этой улице не всё чисто, что сюда лучше не соваться.

Чугунок, в далёком прошлом бывший шагающим авторемонтным комплексом, распрямился в полный рост. Качнулось похожее на козловой кран тело, свисающие с него многочисленные манипуляторы, снабжённые резаками, сверлами, сварочными агрегатами и прочей требухой.

— И чего ждём? — спросил я. — Пора удирать…

Дикий Сварщик — биомех большой и живучий, сражаться с ним — занятие долгое и нудное, но зато он шагает не очень шустро, и от него почти всегда можно убежать. А если ты не сможешь это сделать и попадёшь в железные лапки этого «красавца», то он отремонтирует тебя так, как захочет.

Путь прямо по улице преграждали автоны, справа надвигался чугунок, оставался проход слева, где находился чёрный, словно закопчённый, но при этом совершенно целый дом.

На первом этаже даже сохранились большие стеклянные окна, а над дверью вывеска: «Продукты».

— Удирать — это мы всегда готовы. — И Синдбад первым рванул в сторону магазина.

Я, как наименее пострадавший боец нашего маленького отряда, прикрывал отход.

Дикий Сварщик надвигался, кровожадно лязгали его сочленения, и жужжала лебедка, то поднимая, то опуская здоровенный крюк, на котором можно подвесить носорога.

Когда один из манипуляторов потянулся в мою сторону, я дал очередь из «Шторма». Чугунок отдёрнул измочаленную пулями «лапку», но потянул сразу две, причём одну — со сварочным аппаратом.

Э, нет, термическая обработка не входит в мои планы.

Я уклонился, выстрелил ещё раз, просто так, и нырнул в дверь, за которой скрылись мои спутники. Внутри магазина оказалось неожиданно светло, и я даже глянул на потолок — не горят ли развешенные по нему лампы.

Но нет, лампы не горели, но вообще всё тут выглядело так, словно заведение перестало работать только вчера: пустые, но целые прилавки, чистый, без пыли пол, блестящий турникет на входе в торговую зону и нераспотрошённые мародёрами кассовые аппараты.

— Что-то тут не так. — Стоявший у кофейного автомата Синдбад нервно оглянулся. — Слышишь чего-нибудь?

— Нет, — честно ответил я.

Импланты говорили мне, что в помещении нет ничего интересного — ни ловушек, ни людей, ни биомехов.