Книга В кольце твоих рук - Анна Дубчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наташа почувствовала, как напряглась его рука. Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
— Повтори, что ты сказала.
— Его зовут Миша, Майкл.
— Мой сын, — прошептал он, холодея. — Мой сын. У меня есть сын, а ты хотела скрыть это от меня. Господи, почему?
— Ты забыл, что я жила за «железным занавесом»? А потом, когда этот кошмар наконец кончился, прошло уже слишком много времени, я ничего о тебе не знала, вышла замуж, все как-то успокоилось, устоялось. Время лечит.
— Ни черта оно не лечит, — взорвался Майо. — Иначе ты не была бы сейчас со мной.
— Все вышло случайно, Сьюзен сама заговорила о тебе.
— Не лги, Наташа, ни мне, ни себе. Не надо. Ты сама позвонила мне и пришла в «Трэмп». Никто тебя не принуждал. Сама видишь, что годы ничего не изменили. Мы по-прежнему нужны друг другу.
Он провел пальцами по ее животу. Здесь она носила их сына. Он родился и вырос без отца, но он имеет право знать правду. Еще не поздно, еще можно что-то изменить.
Утро застало их в постели. Рука Майкла уютно примостилась в нежной ложбинке между ее ног. Он поочередно сгибал и разгибал пальцы, проникая во влажную трепещущую глубь.
Наташа в изнеможении откинулась на подушки.
— Ты ненасытен, Майкл.
— Ты тоже, моя прелесть. Один сплошной сладкий сон. Мне кажется, мы могли бы не вылезать из спальни целый месяц, столько в нас накопилось за эти годы нерастраченной любви.
Наташа тихо засмеялась.
— Я сейчас распадусь на молекулы.
Она действительно ощущала небывалую легкость во всем теле. Вот-вот взлетит.
— Видел бы тебя сейчас этот вчерашний фотограф. Как его?
— Лео.
— Ну да. Всю свою пленку бы на тебя извел.
— Страх какой. Я сейчас, наверное, похожа на пугало.
— Не говори так. Утомленная богиня после ночи любви. Воплощение эротических грез.
— Вам следует быть поосмотрительнее, господин льстец. Так ведь недолго и избаловать меня.
— Зачем заглядывать так далеко? Будем решать проблемы по мере их поступления.
— Легче их просто не создавать.
— Дурочка! Я рожден для того, чтобы баловать тебя. Или ты до сих пор этого не поняла?
— Теперь, кажется, начинаю понимать. Боже мой, я же совсем забыла! Я обещала Лео подъехать сегодня в студию.
— Поедешь?
— Ты против?
— Нет, конечно.
— Но тебе было бы приятнее, если бы я осталась?
— Не то. Просто мне не совсем понятно. Утомительный сеанс под жаркими софитами, неестественные позы. Я бы предпочел расслабиться где-нибудь в парке.
— А знаешь, почему женщины любят художников?
— Почему?
— Они фиксируют мгновения быстротечной жизни. Фотографы те же художники. Завтра я буду совсем другой. А на фотографиях Лео такой, как сейчас. Кроме того, ты все равно уходишь.
— К сожалению. Пара скучных, но важных встреч.
— Ну вот. Мало того, что он запечатлеет мою небесную красу, он еще поможет мне скоротать время.
Майкл потянулся к ней и поцеловал в нос.
— Ты меня убедила. Давай собираться. Надо еще забрать вещи у твоей квартирной хозяйки.
— Майкл?
Голос Лоры Трентон в телефонной трубке был, как всегда, сдержан и прохладен. Услышав ее, любой подумал бы, что эту женщину невозможно вывести из равновесия. Утонченная и элегантная, она являла собой реальное воплощение англичанки.
Майкл представал себе ее тонкое лицо в обрамлении светлых волос. Она была вся в полутонах, как набросок пастелью. Немыслимо было представить ее одетой в красное или ярко-желтое, за рулем мотоцикла или орущую на рок-концерте. Зато она великолепно смотрелась в вечерних туалетах или в белом кружевном платье и широкополой шляпке на площадке для игры в крокет.
Она была леди до кончиков ногтей, из той вымирающей породы женщин, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не позволят себе прикоснуться спиной к спинке стула.
Майкл не мог не восхищаться ею, как законченным произведением искусства, и в то же время немножко жалел. Она будто обозналась веком и с холодным удивлением взирала на непонятную ей суету вокруг. Наверное, это было не совсем так, но Майклу нравилось так думать.
— Лора.
— Что такое говорит мне Брайс? Ты не приедешь в Брайтон на выходные? Это правда?
— Правда.
— Ты ведь знаешь, что это я тебя приглашаю.
Она сделала еле заметный акцент на «я».
— Знаю, Лора.
— Знаешь. Ты все всегда знаешь, верно, Майкл? С тобой даже говорить неинтересно. И ты, без сомнения, знаешь, что если не приедешь сейчас, то не приедешь уже никогда?
Майкл только вздохнул. Он действительно догадывался об этом.
— Извини, если я что-то сделал не так.
— Ты все делал не так, с самого начала. — Голос ее чуть слышно дрогнул. — Никто на свете не умеет этого так хорошо, как ты. Поэтому я и звоню сейчас тебе. Ты понимаешь, что происходит, Майкл? Я признаюсь тебе в любви, а ты молчишь. Тебе не страшно?
— Нет. Ведь на самом деле тут ничего серьезного. Я просто затронул твое любопытство.
— Не играй словами, Майкл. Надеюсь, весь сыр-бор не из-за этой размалеванной наркоманки.
Она каким-то образом узнала о его короткой связи со Снуки и при всяком удобном случае напоминала ему об этом.
— Она не наркоманка.
— Она до крайности вульгарна, а это еще хуже. Так это не она?
— Нет.
— Кто-то, кого я знаю?
— Нет. — Ему были неприятны ее настойчивые расспросы.
— Почему бы тебе не познакомить нас? Это было бы так мило и современно. Ты ведь очень современный, Майкл, тебе бы это понравилось.
— Не надо, Лора. Тебе не идет такой тон.
— Отчего же? Всего-навсего хочу посмотреть, на кого ты меня променял.
Майкл промолчал. Что он мог сказать ей?
— Я ее ненавижу. — При этом голос ее звучал так, как будто она сказала: «Не хотите ли чаю?» — Я хочу, чтобы она умерла.
Щелчок. Короткие, острые гудки в трубке. Майклу вдруг показалось, что оттуда выползло маленькое ядовитое облачко.
Как страшно она это сказала! Буднично и спокойно, от чего слова приобрели еще более зловещий смысл. Какие кульбиты выкидывает жизнь! Ведь еще каких-то пару дней назад он собирался ехать к ней в Брайтон и всерьез подумывал о развитии их отношений.
Майкл мельком взглянул на часы. Пора. Наташа будет ждать его на Чипсайде. Как славно, когда никуда не надо торопиться. Они погуляют, потом поужинают в Барбикен-центре, потанцуют под тихую музыку и журчание фонтанов, полюбуются на древнюю Лондонскую стену при ночном освещении. Они будут переговариваться вполголоса, и слова будут приобретать особый, только им ведомый смысл. Он будет держать ее руку и знать, что это навсегда.