Книга Бабочка на огонь - Елена Аверьянова

— Да. Что ж делать? Вот казус Кукоцкого. Читали? Ну, вам и необязательно. Надо так надо, — вяло вздыхая, согласился Василий Сергеевич и посмотрел на фотографию прокурора.

«Ты далеко, друг, а этот товарищ близко. Выберу из двух зол меньшее», — куснув ноготь на мизинце, подумал режиссер.

Так подполковник Раскольников приехал в поселок в присутствии великолепного, простого, несмотря на известность, дяди, побеседовал со Златой, которая делала вид, что ей все равно, на кого смотреть, отвечая. На любимского Раскольникова ли, на окно ли, на стул ли — разницы нет.

Не узнав ничего нового, не поверив Злате, хулящей Катюшу, Раскольников, раз уж приехал в поселок — вот и хорошо, что приехал, — решил, пока время есть, заняться поисками Катюши, которая из этой местности ему позвонила. Он быстро нашел дом, где жил участковый — тот пил молоко от своей коровы, когда Раскольников к нему заявился с вопросом, кто у них в поселке приезжий есть? К кому из поселковых родственница приехала?

— Примерно такая, — сказал Раскольников и дал ориентировку на Катюшу Маслову.

— Нет, таких нет. Это точно. Если только кто тайно, не выходя из дома, живет. А так — нет, — начал отбрыкиваться, отнекиваться от следователя участковый, вытирая молоко на губах.

— А если подумать?

Участковый вздохнул, сказал: «Молока хотите? Свое, парное», начал приезжих гостей вспоминать и анализировать по памяти. Пока Раскольников пил, вспомнил троих женщин такого же на вид возраста, что и та, о которой вопрос задан.

— Давайте мы всех посмотрим, — предложил участковый сам. — Чтобы у вас и тени сомнения не осталось, что кто-то у нас в поселке плохой завелся. Тут все они рядом, недалеко от меня живут.

Третьей по счету оказалась Катюшина тетя Зина. Она описала свою родственницу из Хабаровска, как рыжую, высокую и толстую молочницу, которая в данную минуту у Басмановых полы моет.

Раскольников припомнил:

— Да-да. Кажется, с ней я столкнулся недавно.

— И это — все? — повернулся Раскольников к участковому и как раз за его спиной увидел повешенную Катюшей на гвоздь красную шляпку-колесико с желтым цветком одиночества.

— Что ж это вы нас обманываете? — радостно спросил он у тети Зины, приютившей его беглянку.

Старушка заволновалась, покрылась красными пятнами — потому что ее уличили во лжи, предложила им сесть, рассказала о Злате, Катюше, Сереже, обо всем, что знала.

— Что же мне парень ничего не сказал? — строго, не веря старушке, спросил участковый, поглядывая на Раскольникова, — еще подумает приезжий, что плохо в поселке работа с населением налажена.

— А то вы не знаете, что он — глухонемой: слышать, говорить не может. А то вы не знаете, что он — даун: кто такому поверит? — рассердилась на обоих — участкового и Раскольникова — тетя Зина.

Как ей было Катюшу жалко!

— Ну, что ж, пойдем за Масловой, — встал, взял со стола свою тощую папку местный милиционер.

— Ну, что ж, — не вставая, сказал Раскольников Катюшиной «бабушке». — Ведите нас к Дусе с Сережей. Мы их показания запротоколируем.

Участковый вздохнул и подумал, что кончилась его тихая, мирная жизнь в поселке — грядут неприятности. Басмановы — сила, но и этот приезжий свое дело знает или не понимает, во что ввязывается. А он — участковый — меж двух огней, как березка во поле накануне сражения.

— А зачем Маслова к Басмановым ходит? — спросил после часа беседы с Сережей и Дусей Раскольников тетю Зину.

Участковый шел сзади, отмахивался от мухи.

— Молоко Дусино носит. Полы моет, — ответила тетя Зина честно.

— А по-честному? — как друг, спросил следователь.

Участковый боролся с мухой, отстал.

Тетя Зина чуть не проговорилась: дескать, пистолет «ТТ», непонятным образом оказавшийся в руках у Катюши на месте убийства, подложить надо бы Злате обратно. Пусть сама и объясняет милиции, как из него людей порешили. Милиция — не совсем дура — заинтересуется Златой. Может, и поймет, что она — не белая, а черная.

— Хочет… А я почем знаю? — ответила тетя Зина хмуро. — Вот и пришли. Вот он, дом режиссеров Басмановых.

Раскольников послушал нехорошую тишину. Катюши и Златы, а также Василия Сергеевича, кажется, дома не было. Басманов-Маковский уехал? Точно, машины нет. Подполковник оглянулся — права нарушать границу чужой частной собственности без спросу хозяев у него не было. Но участковый — пока не свидетель нарушения — он все еще борется с мухой.

— Идите домой, — шепнул подполковник тете Зине.

Сам же открыл калитку, ринулся в чащу басмановской травы.

Он вовремя подкрался к дому, заглянул в окно, увидел картину еще одного Златиного преступления — басмановское отродье собиралось убить Катюшу. Если б не таз, которым его любимая сообразила, успела прикрыться, Раскольников бы опоздал на свою свадьбу, о которой давно уж мечтал. Не было бы с кем сочетаться законным браком.

Участковый, бросивший бесполезное занятие, услышав грохнувший выстрел, тоже кое-что увидел: как Злата боролась с Раскольниковым. Самое главное он пропустил — кто и в кого стрелял, и в какой очередности все, что здесь было, происходило.

Московскому дознавателю, не Раскольникову, Злата наговорила про Катюшу кучу гадостей и лжи. Та вроде бы хотела ее убить, прокралась под видом молочницы в дом с пистолетом. Хорошо, что Злата проснулась. Сидевший в коридоре, вызванный по просьбе Златы Василий Сергеевич схватился за голову, думая, думая, думая… Прооперированную Катюшу из больницы в тюрьму пока взять не могли. Там она и лежала, уже не ожидая ничего хорошего.

А Раскольников, получив строгий приказ начальства приехать в Любимск, в нем и сидел, в кабинете Миши Солдаткина. В отличие от Катюши, он теперь надеялся только на лучшее, твердо знал, что Злату Басманову вот-вот прищучит.

Очень не шла ему роль просителя и ябедника, но ради Катюши Масловой Раскольников был готов и на это. Как он добился скорейшего приема у прокурора — это отдельная песня. Один, без помощи старых друзей по МУРу, Раскольников просто не смог бы подняться по белой лестнице, дойти до светлого кабинета всесильного друга Басманова — Матвея Исаевича. А так, ничего себе, сидит и следит за выражением лица прокурора, пока тот внимательно изучает его бумаги. Все они — против Златы Басмановой, все они — в защиту Катюши Масловой.

— Кто этот Цукерман? — спросил в тишине и спокойной обстановке, располагающей к размышлению о судьбах народа, Матвей Исаевич.

— Бомж, — ответил Раскольников честно.

— Антисоциальный элемент. Не густо, — сказал, отодвинув папку с материалами дела.

— Копать не дают. Боится чего-то начальство, — как можно невыразительнее, буднично «объяснил» Раскольников. — Потому к вам и пришел, что выше идти некуда. Где ж невиновному человеку правду найти, как не здесь?