Книга Охотники за магией - Юлия Галанина

— Душенька,подержи котика, — сунул мне Копчёного Лёд и исчез.

Испарился и Град.

Ряха, не испытываяникакого почтения к Службе Надзора за Порядком, не стал ждать, пока еговозьмут, и тигриным прыжком покинул место боя. Толпа на рыночной площади сталанапоминать бушующее море. Ряха скрылся в нём с головой.

Я вскочила наскамью и вертела головой во все стороны, пытаясь высмотреть, что же тамделается, схватили или обошлось.

Потеряв голову отбеспокойства, так сжимала Копчёного, что он, наконец, не выдержал и взревелдурным голосом.

На скамье стоялане я одна, — практически никто не остался сидеть, все старались встатьповыше, чтобы лучше было видно.

— Небойся, — сказал Рассвет, стоящий рядом. — Нам в который раз повезло,что начальник Службы Надзора за Порядком — дурак, хоть и деятельный. Кто же такзахватывает? Позёр!

Меня его слова неособенно подбодрили, я растерянно оглянулась — и увидела, что Профессор один изнемногих сидит, где сидел, спокойно и даже задумчиво постукивает себя ладоньюпо колену.

В этот миг,перекрывая гомон взволнованной толпы, над площадью разнесся разбойничийпосвист, поднявший в воздух всех окрестных птиц, и так растревоженных всей этойсуматохой.

— Нам порадомой, — поднялся Профессор. — Душа моя, опусти вуаль, — нос насолнце обгорит.

* * *

Мы выскользнули изтолпы, как кусочки мыла из тазика, переполненного мыльной пеной.

Шли впредставительство молча: Профессор весь ушёл в себя, и мы с Рассветом понимали,что в такое время спрашивать его бесполезно и вообще лучше помолчать, даваявозможность впечатлениям немного улечься в голове.

Копчёный (которогомы явно перекармливали во время обедов и ужинов) все руки мне оттянул, пока яне догадалась отдать его Рассвету.

В голове былполный сумбур: где Град, где Лёд, куда скрылся Ряха, он ведь сейчас в однихплавках, какой кошмар… Если его попытались взять после боя, значит ли это, чтов гарнизоне его тоже ждут? И значит ли это, что начальник Службы Надзорапоставил на Ряхину победу? Или он, наоборот, поставил на победу мясника,поэтому разнервничался и не стал ждать, пока Ряха хоть штаны наденет?

Что же теперь Ряхеделать? Куда можно сбежать из Отстойника? Две дороги через два проходимыхперевала перекрыты заставами именно там, где иначе не пройти. В гавани все судана приколе: штормит.

Может быть, нашиего в представительство приведут? Его можно спрятать в подвалах точно так же,как укрыли мы от обысков зерно… Но разрешит ли Профессор, он отвечает за всёпредставительство, за его работу здесь, за соль, без которой Ракушке, нашейРакушке, будет ой как тяжело. Что ему беды какого-то чужого легионера?

От всех этихмыслей у меня виски заломило.

Городок как вымер,видно, все были на площади. Солнце пекло макушку, пыль на дороге поднималасьстолбом от каждого шага. В наш закуток мостовые не вели, — ведь официальнопредставительство не имело к контрабандным караванам никакого отношения…

Смертельнохотелось быстрее попасть в Огрызок, он маячил впереди своими побитыми башнями изалатанными стенами, как островок прохлады и покоя.

Реял флаг Ракушкинад представительством.

«А ведь мы —изгнанники…» — подумала я отчего-то, глядя на флаг.

— Надо былоэкипаж взять, — выдохнул Рассвет, которому тоже до смерти надоело идти впыли под палящим солнцем.

Его слова вернулиПрофессора в наш мир:

— Уженемного, дети мои, — сообщил он бодро. — Смотрите на это всё не такмрачно. Просто кончилась весна, и настало лето.

* * *

Полдень перешёл впослеобеденное время, а потом и вовсе скатился в вечер.

Стало прохладно.

Меня внутриколотило всю мелкой дрожью, никак не могла успокоиться. Просто сидеть — сил небыло, бегала по Огрызку и выглядывала на дорогу из разных окон. Чтобы непутаться в юбке, надела легионерский костюм, так и носилась в нём попредставительству. Копчёный решил, что это новая игра и скакал за мной, вздыбивхвост.

Профессор поднялсяв свой кабинет, который он посещал крайне редко, и раскладывал там на столекакие-то бумаги. Рассвет сидел на подоконнике в приёмной, полускрытый краснойшторой, и читал, время от времени поглядывая в окно.

В приёмнуюпредставительства выходили две двери, — одна вела в кабинет главыпредставительства, другая — в кабинет его заместителя. Профессор время отвремени выглядывал из своей двери, но Рассвет отрицательно качал головой и онснова исчезал в кабинете.

В Час Драконапоявились Лёд и Град.

Мы с Рассветомувидели их одновременно и кинулись к выходу, чуть не столкнувшись на лестницелбами.

— Что? —выпалила я, открывая дверь.

— Душа моя,не суетись, — попросил Град. — Лучше попить принеси, пожалуйста, вгорле дерет — ну и денёк сегодня жаркий, просто лето.

— Что?!

— Да всёнормально. Было бы из-за чего шум поднимать.

Немногоуспокоившись, я пошла за водой. Если Град сказал «нормально», значит Ряха покана свободе.

Троицу я нашла на первомэтаже в столовом зале. Град и Лёд опустошили кувшин за несколько мгновений.

— Ряхапо-прежнему в одних плавках живёт? — спросила я.

— Нет, —улыбнулся Лёд. — Одет уже. Не бойся, с ним всё в порядке. Что-что, ноубегает он профессионально, как и дерётся.

— В городепосле сегодняшних событий неспокойно, — задумчиво сказал Град. — Надозапереть все двери покрепче, на всякий случай. Пойду проверю…

— Пока онходит, может, поужинаем? — радостно спросил Лёд. — Нам большедостанется! А где моя радость?

— Да вот жеона я! — отозвалась я. — Ослеп?

— Ты радостьвредная и корыстная, а я спрашиваю про ласковую и немеркантильную.

— Угу, а ещеблохастую и прожорливую, — подтвердила я. — Оно где-то здесь, этосокровище. Под ногами путалось.

— Не любишьты моего котика, — шумно вздохнул Лёд, вытаскивая Копчёного из-подстола. — Обижаешь всячески.

— Это я-тообижаю?! — возмутилась я. — Да это не котик, это уже кабанчик. Всеруки себе оборвала, пока его несла. Ужас мохнатый!

— Легонький,как перышко, совсем заморыш, — покачал растаявшего Копченого на рукахЛёд. — Еще бы, при таком драконе на кухне. Кинь — и полетит по ветру.

— Кинь, кинь,слабо? Полетит, как булыжник. А ты, по-моему, ужинать хотел? — уточнилая. — Или мне послышалось? Все говорит о том, что послышалось…

— А яПрофессору нажалуюсь! — перешёл к давлению Лёд. — Умру от истощения удверей его кабинета, и тебе станет стыдно.