Книга Чародей звездолета «Агуди» - Юрий Никитин

На этот раз наш премьер явно готовится выступить снастойчивым требованием узаконить детскую проституцию. Таким образом, есливерить его словам, сразу повышается отчетность по борьбе, меньше становитсяпреступности, милиция сможет заниматься ловлей воров, а не арестамиблаговоспитанных и творческих людей, которым для удовлетворения сексуальныхпотребностей нужно иметь либо связанного ребенка, либо исхлестанную ремнемженщину.

– Вспомните, Ксенечка, – сказал оннастойчиво, – как бесславно закончилась борьба с курением?.. К примеру, вТурции рубили головы и выставляли на кольях с трубками во рту, в России еще приотце Петра Первого за курение рвали ноздри, ставили клеймо на лбу, нещадно биликнутом на площади и после всего ссылали в Сибирь!.. Но вот разрешили курение, и– что? Небо рухнуло? Точно так же ничего не случится, если разрешим детскуюпроституцию. Просто легализуем то, к чему тянется немалая часть общества…кстати сказать, наиболее продвинутая, разносторонняя, творческая,демократическая…

Ксения предостерегающе кашлянула, указала ему глазами, чтодверь в мой кабинет приоткрыта. Новодворский поперхнулся, продолжил уже безнапора, но более убеждающим тоном:

– Ведь сделано было правильно и мудро! Борьбу скурением сейчас ведут во всех цивилизованных странах, однако начали с мягкойпропаганды. Она длилась долгие годы, прежде чем ввели первые запреты на курениев общественном транспорте, а через два-три десятка лет, если не больше, началивводить запреты на курение на рабочем месте. Да и то если рядом находятсяколлеги. Вот так надо и с детской проституцией! Сейчас разрешить, а потом… ну,это решат наши потомки, когда и в каких рамках вводить первые ограничения.Хотя, может быть, они и не понадобятся. Кто знает, что за мораль будет у нашихпотомков?

– И будут ли вообще, – сказала Ксения и улыбнуласьпровоцирующе.

– Да-да, – согласился Новодворскийобрадованно, – и будет ли нужна эта мораль?

– Нет, – сказала Ксения, – я имела в виду,будут ли в таком случае сами потомки…

Я глазами дал ей понять, чтобы заглянула ко мне, закрылдверь. Через минуту она вошла, плотно закрыла за собой створку и даже подперлаее задом, отчего грудь обозначилась четче под тонкой тканью.

– Вызови министра финансов, – велел я, –министра экономики и министров по нефти, топливу, ресурсам. На вторую половинудня, сразу после обеда. Гусько пригласила?

– Да, Дмитрий Дмитриевич. Кстати, он уже подходит кзданию. Через семь минут будет у меня.

– А у меня?

– Как скажете! Могу задержать хоть на час.

– Ну да, – усомнился я. – Даже если кофточкусовсем снимешь, он и глазом не поведет, коммунист! А они – люди железные.

– Ах, господин президент, – сказала онатомно, – что вы такое говорите, как будто видели меня без кофточки… что ине кофточка вовсе, а блузка от Версаче. Обидно даже…

– Пусть заходит сразу, – ответил я.

Она с укоризной покачала головой.

– Ах, господин президент!.. Оппозицию надо хоть чуточкудержать в приемной. Чтобы помнили, вы не на равных!

– Гусько об этом помнит, – усмехнулся я. – Атебе хватит и Новодворского. Он любит ошиваться… в коридорах власти.

Она весело подмигнула, исчезла, а еще минуты через три дверьаккуратно распахнулась, Гусько вдвинулся громадным телом, массивный, солидный,носорожистый, похожий на оперного певца.

– Здравствуйте, господин президент!

– Здравствуйте, Терен Маркович, – сказал я. –Присаживайтесь поближе.

В кабинет заглянула Ксения, я сказал ей ласково:

– Ксюша, сделай-ка нам… Терен Маркович, вам чаю иликофе?

– Если есть выбор, – ответил он, – то лучшекофе.

– Два кофе, – сказал я Ксении, повернулся кГусько. – Слабый, средний, крепкий?

– Крепкий, – ответил он. – С сахаром!.. Ичашку побольше, побольше!

Она ушла, Гусько проводил ее одобрительным взглядом.

– Ладная девка, – заметил он. – Домашняя.Майор, не меньше?

– Больше, – ответил я.

– А там, за бугром, какое у нее звание?

Я усмехнулся:

– Пока неведомо. Даже Сигуранцев не знает. Но такуювозможность учитываем. Никому нельзя доверять в этом мире. Даже себе, какговорил один депутат, застирывая свои брюки.

– У нас это рассказывают о членах правительства, –ответил он сварливо.

Ксения вошла с большим подносом в руках, бутерброды горкой,две чашки, горячий пар, коричневая поверхность скрыта под толстым слоем пеныкремового оттенка. Гусько вскинул брови.

– Какая чашка моя?

– Я тоже пью из большой, – ответил ялюбезно, – и тоже крепкий. С сахаром. Как видите, у правительства соппозицией бывает что-то общее.

– Пока только это, – ответил он коротко, хотя и слюбезной улыбкой. Разминка заканчивалась, а кофе не помеха разграничениюпозиций. – Да и кофе раньше покупали, помню, получше.

– А мы демократы, – ответил я так желюбезно. – Пьем такой же кофе, что и народ. Терен Маркович, яподготавливаю предложение по смягчению закона о продаже земли в частнуюсобственность. Хочу объяснить свою позицию вам, как лидеру самой крупнойоппозиционной партии, чтобы в какой-то мере заручиться вашей поддержкой…

Он покачал головой:

– Простите, господин президент, что прерываю, я простоценю ваше время. Ответ один: нет.

– В чем именно?

– Наша партия категорически против любой продажи землииностранцам.

– А если не иностранцам?

– Тогда нужно выработать целый ряд условий.Дли-и-и-нный! Ведь под липовой личиной простых русских мужичков Запад можетскупить наши самые плодородные земли, чтобы устроить свалку радиоактивныхотходов! Или вообще свалки, во что уже превращают Россию. Во всяком случае,нечего и надеяться, что ваше предложение пройдет в Госдуме на ближайшей сессии.Или даже на следующей.

Я сказал невесело:

– Нам нужны деньги, Терен Маркович. Очень нужны. На теже социальные нужды, о которых так ратуете. А цены на нефть, по прогнозам,снова упадут, у нас в бюджете сразу образуется дыра…

– Страна дороже, – отрезал он неумолимо.

Я чувствовал бессилие, едва выговорил:

– Помните, когда начиналась перестройка, всепаниковали, что Запад вот так прямо ринется к нам и скупит все заводы ифабрики, все производство?.. Какие только законы спешно готовили, чтобыограничить деятельность иностранцев! Но те так и не пришли вовсе. То же самое издесь… Ну кому нужна наша земля?

– Нужна, – ответил он упрямо. – За это шливойны. А сейчас эти земли отдать без войны? Тверже надо быть, ДмитрийДмитриевич. Тверже.