Книга Ухожу в монастырь! - Анна Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уступи свои лыжи Каю.
– А я как же?
– А ты останешься здесь, за ранеными присмотришь. И старика этого прихлопнешь, когда мы уйдем.
– Не надо! – заверещал Степаныч, бухаясь на колени. – Не убивайте! Я буду вам помогать! Я вот и сейчас подмогну!
И он неожиданно для своего возраста ловко подхватился с коленей, цапнул все еще валявшийся на снегу шлем и нахлобучил его на голову Кая, еле слышно прошипев на ухо:
– Я тебе, поганец, свово унижения долго не прощу! Ты тока вернись сначала!
– Да как ты смеешь!.. – возмущенно заорал было Кай.
А потом в голове что-то со звоном лопнуло, осыпаясь грязными хлопьями.
И от одного прикосновения к этим хлопьям, только что бывшим его желаниями и намерениями, Кая словно током било.
Током отвращения, омерзения и гадливости.
К себе и своим мыслям.
Судя по всему, кем-то навязанным…
Но кем именно – он разберется потом, а сейчас надо заняться делом.
– Главное, шлем не сымай, – удовлетворенно шепнул старик, увидев вспыхнувший в фиолетовой глубине огонь. – Так девчушка велела. – И уже громче, подобострастно глядя на старшего из немцев: – Вот видите, господин хер, я вам еще пригожусь.
Кай еле удержал внутри невольный смешок, но соплеменник, которого, кстати (или некстати), звали Адольфом, явно не настолько хорошо владел русским, чтобы понять издевку деда, он лишь высокомерно поправил:
– Надо говорить – герр, а не хер, без «господин», иначе получается господин господин.
– Как скажете, хер-хер!
– Тьфу ты, идиот! Пристрелить его! Клаус, выполняй!
– Так точно! – козырнул здоровой рукой тот и заковылял в сторону отброшенного пистолета.
Кай дернулся было, чтобы помешать ему, но старик еле слышно шепнул, стараясь не шевелить губами:
– Не суетись! Не мешай ей!
– Но…
– Цыц, я сказал!
Клаус тем временем доковылял до пистолета, поднял его и пошел обратно, деловито очищая оружие от налипшего снега.
Остановился как раз посредине между немцами и Степанычем, вытянул руку в сторону старика, прицелился и вдруг, резко развернувшись, открыл огонь по своим…
К сожалению, снайпером Клаус не был, и уложить всех преследователей он не смог. К тому же один из них стоял за спиной старшего, державшего Михаэля, и в него Клаус вообще не целился.
Но двое из пятерых тряпичными куклами неуклюже осели на снег, делая изначально черно-белую картину еще более кровавой. Третий вопил, судорожно вцепившись в простреленную руку.
А четвертый, тот самый, что оказался вне линии огня, сдернул с плеча автомат и, заорав что-то невнятное по содержанию, но понятное по смыслу, выпустил очередь по предателю.
– Осторожнее! – прошипел старший, старательно прикрываясь телом мальчика. – Кая не задень! Черт! Ты что наделал, кретин?!
– Я… – Лицо стрелка, от рождения не очень яркое, вылиняло еще больше, а глаза цвета застиранных портянок с ужасом наблюдали, как главная цель их погони, тот, которого велено было доставить целым и невредимым, медленно заваливается набок, а на плече его быстро, слишком быстро расплывается красное пятно. – Я не хотел! Я стрелял в предателя! Я…
– Я, я, я – что ты заякал, дебил! Лучше проверь, что там с нашими! Эй, старик, как дела у Кая?
– Живой пока, – буркнул Степаныч, осторожно расстегивая куртку мужчины. – Но его надо перевязать, рану обработать. У меня в мешке аптечка есть.
– Так действуй! Сможешь помочь – останешься жить. Да не дергайся ты, паршивец! – Немец раздраженно встряхнул снова начавшего вырываться мальчика. – А то придется тебя угомонить!
Но Михаэль ничего не слышал. И не видел ничего.
Кроме лежавшего неподвижно отца, вокруг которого снег становился страшным…
– Папа! Папочка-а-а-а!!! Пусти меня, пусти!
Большого вреда трепыхания ребенка немцу не причиняли, они просто мешали. До тех пор, пока маленький кулачок не засветил прямо в отороченный белыми, очень похожими на свинячьи ресницами глаз.
– Уй-юй! – как-то несолидно взвизгнул детина, выпустив из рук ребенка и судорожно ощупывая лицо. – Вроде цел… Ах ты, гаденыш! Ну, ты у меня сейчас получишь! Дитрих!
– Я! – замер по стойке «смирно» неудачливый стрелок.
– Держи их под прицелом, а я пока с нашей ударной группой свяжусь. Может, им все же удалось незаметно от Греты взять снегоходы. А я еще отказывался от их помощи – нас ведь целых семеро вместе с той парочкой предателей!
– Я не предатель, – подал голос притворявшийся невнятной кучкой Ганс. – Это все Клаус! Наверное, Кай ему совсем мозги вышиб!
– Это я ему мозги вышиб! – хвастливо уточнил Дитрих, но, наткнувшись на свирепый взгляд командира, захлопнул рот и сосредоточил внимание на главных объектах.
Один из которых лежал сейчас на снегу, не подавая признаков жизни, а другой горько плакал у первого на груди:
– Папочка, ну открой глазки! Не пугай меня, папочка! Я тебя совсем не слы-ы-ышу!!!
– Мишаня, да не убивайся ты так, – ласково прошептал Степаныч. – Ты лучше сбегай, сумку мою принеси. Мы сейчас папку твово лечить будем.
– Правда? – Серебряные глазенки засияли надеждой. – Он не умрет?
– Нет, ну что ты, маленький, что ты! Его не сильно ранили, я смогу папке подмогнуть. Кстати, када взад потопаешь, вон, видишь, такая же шапка, как на папе твоем, лежит?
– Ага, вижу.
– Ты и ее прихвати, ладушки? Мне тоже велено энту ерунду надеть.
– Ага, понял! Я быстро! – Мальчик вытер ладошками заплаканные глаза и шустро затопал к калитке, возле которой лежал на снегу вещмешок старика.
– Стоять! – заверещал Дитрих, дернув стволом автомата. – Эй, дед, верни его! Не то пристрелю!
– Да он за лекарствами побег, папку лечить будем! Герр, как там тебя, объясни ты долдону своему, что тутока к чему! А то, не ровен час, шлепнет сдуру мальчонку-то, а он ить вам нужон, рази нет?
– Фу, как ты ужасно разговариваешь, старик! – поморщился старший, убирая в нагрудный карман рацию. – Одно слово – недочеловек! Дитрих, в мальчишку стреляй только в том случае, если он в дом рванет. И то целься по ногам, понял?
– Так точно! А что там наши?
– Скоро будут! – довольно ухмыльнулся немец. – На трех снегоходах! Великая Мать Нации смогла задурить голову старухе Грете, убедив ту отправить на поиски заблудившегося сыночка снегоход.
– А что фрау Ландберг скажет, когда мы привезем мальчишку?
– Ничего, – пожал плечами старший. – Она не увидит выродка, его сразу отправят к нашим людям.
