Книга Писатель и балерина - Олег Рой

Ох, еще как бывает-то. Судмедэксперт, когда Федор Иванович ему позвонил – не по протоколу, по старой дружбе, – аж заскрипел в трубку, мол, токсикологам – само собой, пробы отправили, но я тебе и без них скажу: нет повести банальней в мирозданье, чем водка с клофелином на свиданье. Твой гражданин, правда, коньячок употреблял. Однако что в лоб, что по лбу. Токсикологи подтвердили, конечно. И не по чину бы важняку Добрину с такой ерундой возиться. Но важняком – следователем по особо важным – Федор Иванович стал отнюдь не потому, что нос от «ерунды» воротил. А потому, что нос у него был – чутьистый, как у мангуста. Или у кого там самый тонкий нюх?

И вот что ему теперь с этим делать? Не морочить себе голову, отдать в район, пусть очередную клофелинщицу ищут? Или все-таки себе в производство забрать? Охохонюшки, сколько у него сейчас в производстве? Вот то-то и оно.

Объединить-то дела не выйдет. Нет к тому никаких оснований. Ну, кроме пресловутого «нюха».

Он разложил перед собой четыре папки.

Вениамин Борисович Мельничук. Убит ударом ножа в сердце. На улице, в квартале от Николаевского театра.

Анна Павленко, балерина того же театра. Смерть в результате многочисленных травм, нанесенных тяжелым металлическим предметом, возможно обрезком водопроводной трубы. При осмотре места происшествия орудие не обнаружено. Преступление имеет признаки сексуального – во влагалище потерпевшей введен инородный предмет (балетные тапочки). Либо сразу после смерти, либо незадолго до наступления оной. Дело громкое, журналисты, как мухи на мед (или не на мед), на такие летят. Хорошо, про тапочки еще никто не пронюхал.

Третий потерпевший (что, впрочем, пока не ясно) – Евгений Геннадьевич Корш. Папочка тощенькая, скудная: осмотр места происшествия, допрос охранника и еще трех-четырех потенциальных свидетелей. Дело не возбуждено. Квалификация происшествия – несчастный случай. В адрес строительного управления направлено особое предписание на предмет недопустимости отсутствия ограждения возле строительного котлована и прочие бла-бла-бла. Зачем господин Корш отправился к этому самому неогороженному котловану, никто из опрошенных не сообщил.

Папку с делом о смерти Эдуарда Львовича Введенского Добрин выпросил ознакомиться у коллег из района. Коллеги, разумеется, только рады были – а вдруг совсем заберет?

Федор Иванович глядел на тощенькую (хотя и посодержательней, чем у Корша) папочку и сомневался.

Ведь с психологом-то этим практически случайно все вышло. Дело-то сугубо районного масштаба. Он бы этого трупа и в глаза не видел. Да заметил в сводке знакомую фамилию, вспомнил, что собирался этого Введенского как свидетеля опрашивать, да не стал, решил, что пустое. С убитой балериной Павленко десятки, если не сотни людей были связаны, всех не опросишь, хоть умри тут за столом. С директрисой из училища он поговорил, конечно, вдруг какой псих-поклонник еще тогда за девушкой бегал. Убийство-то уж больно… личное. Маньяк не маньяк, но у кого-то мозги точно набекрень.

И ведь есть у Федора Ивановича в поле зрения один фигурант, у которого мозги совершенно точно набекрень. Писатель этот, Аристарх Азотов, в миру Вайнштейн. Нет, он так-то вроде ничего мужик, вполне рассудительный. Детективчики пишет «из прежних времен», в современность не лезет, глупостей не сочиняет. А то как на нынешних глянешь – красота! Следователь у них то по крышам с пушкой наперевес скачет – за злодеями, значит, гоняется, аки Джеймс Бонд, то у эксперта над плечом с умным видом нависает – мол, скажи-ка мне, Машенька (Витя, Ксенофонтий Феофилактыч, Нора Иванна – в зависимости от фантазии автора), что за орудие да каким способом моего потерпевшего убило. И добавит еще, бровки эдак нахмуря: и токсикологию не забудь на всякий случай проверить, да следы чужой ДНК поищи, вдруг убивец оставил. А Машенька Феофилактовна улыбается ему радостно и в глаза преданно заглядывает – не извольте беспокоиться, сей минут все будет готово. Тьфу! Спору нет, эксперты многое могут. И биологические следы на эту самую ДНК проверить, и форму орудия убийства, если повезет, нарисуют, и еще много, много разных других гитик умеют. Вот только эксперты эти – все разные. Токсикологи – это одно хозяйство, трасологи – другое, баллистики – вовсе третье. А еще медики, химики, почерковеды и прочая, и прочая, и прочая. А вовсе не как в добром советском сериале «Следствие ведут ЗнаТоКи», где одна Зиночка и почерки сличает, и оружие по пуле отыскивает, и неизвестное вещество на одежде потерпевшего практически невооруженным глазом определяет. Ладно, хоть трупы не режет, и на том спасибо. Сериал-то, грех хаять, хороший. Только к жизни никакого отношения не имеет. Потому что в жизни каждый вопрос надобно отдельному эксперту ставить. Да еще и не допросишься, чего-чего, а работы у них всегда – делать не переделать, хоть домой не уходи.

Вайнштейн этот никаких таких глупостей не выдумывает, детективы у него вполне читабельные.

Но… Да. Вот именно что – но.

Кроме исторических детективов, Добрин пролистал еще и первые два романа Вайнштейна – те, что печатались, когда тот был еще Аркадий Вайн, а не Аристарх Азотов, и писал не про «былые времена», а про какое-то непонятно что. Пролистал и призадумался. Странные это были романы. Мистика не мистика, триллер не триллер, в общем, мрачная жуть. Ну или жуткий мрак. Странные тараканы плодятся в голове этого писателя. Жутковатые, прямо сказать. Как он с ними живет-то? С такими тараканами в голове погуляешь, погуляешь, а после, пожалуй, и убьешь.

Но это все, в общем, лирика. А что касаемо «физики», так выходило, что каким-то странным образом каждая из лежащих перед Добриным папочек Вайнштейна касалась. Слегка, краешком – но ведь все четыре…

Правда, с «культурным» функционером господин Вайнштейн вроде бы даже и знаком-то не был, а если и был, то исключительно шапочно. Но оба были вхожи в закулисье Николаевского театра. С убитой балериной отношений вроде бы тоже не выявлено, но через Николаевский театр некая смутная связь прослеживается.

С директором этого самого театра господин писатель дружил всю жизнь. Вот тут уже можно, казалось бы, копать, да только не факт, что накопаешь. Потому что не факт, что Корша этого – убили. Вполне мог и сам в котлован свалиться. Собственно, Добрин засомневался насчет «сам» лишь потому, что так и не удалось выяснить – за каким, простите, чертом солидного мужика понесло на эту стройку? Да еще и почти ночью. Но мало ли какая придурь ему в голову взбрела, так что отсутствие выявленной причины нахождения потерпевшего на месте происшествия недостаточно, чтобы искать в явном несчастном случае чей-то преступный умысел.

Ну да, была у Добрина и еще одна причина усомниться в официальной версии, но уж больно дикая.

В общем, совершенно не факт, что все это – он оглядел три папки и придвинул к ним четвертую, «условную», – одно дело. Может, четыре. А может, и вовсе – два. Разных. Убийство чиновника (по миллиону разнообразных причин) и убийство балерины (тут причин поменьше, да и почерк убийства очень… специфический). Пока что четыре папочки объединяет лишь то, что все четыре трупа при жизни были ближе или дальше связаны с балетом… Или, быть может, с Николаевским театром? Хотя психолог с театром связан не был, психолог лишь некоторое время работал в хореографическом училище.