Книга Миртала - Элиза Ожешко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я с ним! — крикнула она.
Копну волос, золотых от света факелов, она обеими руками откинула с лица, по которому текли потоки слез. Грудь и плечи из-под разодранных одежд мелькали мраморной белизной. К темному народу, который в согбенных и молящих позах, едва сдерживая плач, заполнил площадь и террасы домов, протянула она руки свои:
— Я с тобой, несчастный народ мой, я с тобой!..
Упали первые, большие и редкие, капли дождя, пригашая свет факелов. Зашумел ветер, и где-то совсем близко, над Яникульским холмом, оглушительно грохнул гром. На фоне утихающего раската послышался громкий и повелительный, но дрожавший в глубине груди голос претора:
— Ликторы, связать его!
Но не успел претор произнести слова эти, как Миртала скачком газели бросилась к пленнику и, обвив его шею, к груди его прильнула.
— Я с ним! — снова воскликнула она.
Но на этот раз за ней устремилось несколько человек, и с ними молодой римлянин с серебряной ленточкой на голове, и уже он стана ее было коснулся, когда в руках Йонатана блеснула сталь… Все случилось в мгновение ока. Вперив взор в лицо Артемидора, Йонатан снова в диком оскале обнажил белые зубы и глухо вымолвил:
— Вы завтра убьете меня… только я не уйду без нее… Не будешь ты обладать ею, римлянин!
О, непостижимая генеалогия безумств от горя и преступлений от обид! Кинжал героя справедливости утонул в груди невинной, беззащитной девушки.
В этот момент посреди неба громадные клешни туч соединились, сделав мир похожим на душный, плотно закрытый котел. Окутанное густым дымом, пламя факелов ослабло, поникло, ветер рвал его во все стороны, а тяжелые капли дождя старались сбить. Небо осветилось молниями. Тысячи огненных змей беспрестанно вились по черным разбухшим тучам, изливая ослепительный блеск на землю. В этих вспышках была видна рыночная площадь Тибрского заречья, полная людей, но безмолвная, как могила. Мост на Тибре был занят ожидающим приказов отрядом солдат. Ужас, отвращение, скорбь и страх сомкнули уста толпы, которая, словно неподвижная стена, стояла на площади и на плоских крышах. Несколько поодаль на возвышении стоял Музоний. Юноша в белой тунике обнял его колени и спрятал лицо в его плаще. Громом жизни пораженный, припал он к стопам философии, у нее ища утешения и силы. Среди безумствующих бурь небесных и земных один лишь он, стоик, был спокоен, хоть и бледным было его лицо и очи полны безбрежной печали. Лицо и руки медленно воздев к небу, возопил:
— Светила небесные! Неужели над вами нет никого, кто бы смилостивился над бедным человечеством? Доколе, доколе еще картины такие освещать будете?
Со страшным грохотом гром прокатился над водами Тибра, и по вспененным волнам долго еще носился гул его…