Книга P.O.W. Люди войны - Андрей Цаплиенко

«В отношении бывших нацистов, эсэсовцев, проверка происходила просто до полной идентификации, – внес ясность в мои размышления Кедми. – Если было сомнение после того, как похищали человека, так ведь у каждого эсэсовца была татуировка с его личным номером».

Кстати, именно так в шестидесятом опознали одного из авторов «окончательного решения еврейского вопроса» Адольфа Эйхмана, которого два года спустя казнили в израильской тюрьме в Рамле.

«Всегда это можно было проверить, – рассуждает Яаков Кедми, словно перебирая варианты. – Даже если кто-то из них пытался вывести татуаж, то оставался шрам, причем на определенном месте, потому что татуировка была стандартной. И я даже не сталкивался с мнением, что где-то происходили ошибки. Шли искать не просто капитана или лейтенанта СС, а человека, о котором была серьезная информация».

Полная информация о Хайме находилась в архивах СС. Но именно в то время, когда «Нокмим» развернул охоту за эсэсовцами, по странному совпадению из досье Хайма исчезло все, что могло свидетельствовать о его причастности к массовым убийствам. В личном деле доктора Хайма всего лишь несколько записей. Любой заинтересовавшийся его судьбой может узнать из дела, что в декабре тридцать пятого Ариберт Хайм вступает в нацистскую партию, а в тридцать восьмом становится младшим офицером СС. И все. Дальнейшие записи отсутствуют. Целые страницы с описанием его работы в Маутхаузене кто-то изъял из архива. Теперь по документам Ариберт Хайм не лагерный врач, а просто мелкий эсэсовец. Такой вряд ли буде интересен «Мстителям». Но кто же мог подчистить досье Хайма? Есть только версия. Она гласит, что Хайма покрывали оккупационные власти американского сектора. Вместо десятка смертельно опасных документов у бывшего врача СС на руках теперь только один. А именно – позитивная характеристика, выданная американцами в лагере для военнопленных. Вот с этим документом Хайм вышел на свободу в сорок восьмом и начал новую жизнь.

* * *

Самое интересное это то, что Ариберт Хайм в медицинской сфере действительно заработал после войны определенный вес. Он открыл медицинскую практику в курортном Баден-Бадене в сорок девятом и практиковал до шестьдесят второго года. Но он был не один такой. Это явление имело огромные масштабы: около сотни врачей, причастных к экспериментам в лагерях, спокойно практиковали в послевоенной Германии. На новом месте, в Баден-Бадене, Ариберт Хайм ни от кого особенно не прятался. У него была репутация лучшего гинеколога в этом единственном немецком городе с субтропическим климатом. Роскошный и вместе с тем тихий Баден-Баден, где, кажется, все устроено так, чтобы люди радовались жизни и не нервничали. Пациенток Ариберт принимал в собственной клинике. Хайм открыл ее в самом центре города, уже через два года после того, как вышел на свободу. Клиника находилась в одном из самых старых зданий Баден-Бадена. Если идти по дороге к римским баням, от которых, собственно, и происходит название города, то обязательно на полпути присядешь под двухэтажным средневековым особняком, сразу за центральной площадью. На первом этаже аптека. На втором – кабинет доктора. Хайм открыто рекламировал свое дело. К работе относился очень профессионально и пользовался популярностью среди пациентов. К тому же, похожий на киногероя, доктор всегда неплохо выглядел. Его жизнь постепенно начала входить в нормальное русло.

Хайм женится и вместе с семьей переезжает на виллу в районе, где живут самые состоятельные горожане. Здесь доктор будет жить до шестьдесят второго. Кстати, и сегодня вилла принадлежит семье Хайма. Белое уютное здание в самом конце Мария-Викторияштрассе с небольшим двориком, на каменных опорах ворот высечен номер двадцать шесть. Дела доктора идут все лучше. В пятьдесят восьмом он покупает еще один дом, но не для того, чтобы в нем жить, а для того, чтобы сдавать квартиры. Он постарался сделать так, чтобы об этом соседям ничего не было известно, и то, что искал, нашел в Западном Берлине: доходный дом на сорок квартир по адресу Тильварденбергштрассе, 28, возле набережной Шпрее. Этот дом приносил ему шесть тысяч марок ежемесячно. В общем, Хайм стал богатым человеком. Ему никто больше не напоминал о прошлом. Каким же образом человек, совершавший массовые убийства и избежавший наказания, мог стать преуспевающим врачом?

Я спрашивал об этом доктора Тиля Бастиана. Кабинет, в котором мы сидели, мне показался похожим на офис Хайма в Баден-Бадене. Старинный дом, уютная обстановка. Я почему-то подумал, что со своими пациентами Хайм говорил так же спокойно и доверительно, как и любой другой врач. Он был профессионалом.

«Врачи даже после войны оставались нацистами. От такой идеологии за один день не избавишься, – размышлял Тиль. – Представим, что вы пациент Хайма, постоянно лечитесь у него, обязаны ему своим здоровьем или здоровьем семьи. В таком случае вы никому не скажете, что он нацист, потому что это может навредить и вам. Вот почему пациенты покрывали Хайма. А врачи покрывали его, потому что он был коллегой, здесь срабатывал принцип корпоративной поруки».

Почему в отношении врачей, совершавших одни и те же убийства, срабатывали двойные стандарты? Одних казнили, другим давали гарантию неприкосновенности и возможность работать? Для того, чтобы понять это, достаточно знать ситуацию в послевоенной Германии. Берлинская стена, которую построили в шестьдесят первом и сломали в восемьдесят девятом, олицетворяла границу сфер влияния. По сути, это была граница между Советским Союзом и Америкой. По обе стороны этой стены победители вывозили немецких ученых и технологии. В том числе и в области медицины. Вскоре многие из медиков, которых сильные мира сего спасут от наказания, станут мировыми светилами и нобелевскими лауреатами. Никто уже не будет вспоминать, как они начинали делать свои открытия.

* * *

Но давайте все же немного вспомним.

Вот, например, стрептоцид. Его можно купить в любой аптеке. Этот антибиотик вместе с другими лекарствами испытывали на узниках концлагеря Равенсбрюк. Для этого подопытным наносили открытые раны, обнажали кость и не давали заживать, наблюдая за действием препарата.

Экипировка современных летчиков до сих пор выпускается с учетом исследований Зигмунда Рашера в концлагере Дахау. Рашер погружал подопытных в ледяные ванны и помещал в барокамеры, откачивая оттуда воздух. В результате этих опытов погибли триста заключенных.

Метод искусственного оплодотворения разработан Карлом Клаубергом. Именно Клауберг решил проблему бесплодия. Он додумался до этой методики в Освенциме, когда проводил массовую стерилизацию женщин-заключенных. Свои исследования Клауберг закончил в Советском Союзе, куда его вывезли после войны.

Пересадка кожи при ожогах спасает жизни тысячам пострадавших. Эту технологию разработал доктор Йозеф Менгеле. Во время исследований все в том же Освенциме под его скальпелем погибли почти три тысячи близнецов.

Это лишь небольшая часть достижений, полученных в результате массовых убийств. Авторы этих технологий были нужны союзникам. Но почему среди них оказался медицинский шарлатан Ариберт Хайм? Доктор Смерть вел дневник экспериментов. Возможно, их подробное описание заинтересовало американских военных. И он получил свободу в обмен на дневник. Он исчез вместе со страницами из личного дела. Вместо него остался только журнал, где указывалась причина смерти заключенных. Конечно, фиктивная. Поэтому Хайм был уверен, что свидетельств его преступлений нет. Но он ошибался. Еще в сорок шестом американские следователи опрашивали свидетелей из Маутхаузена. Как раз тогда, когда Ариберт Хайм зарабатывал себе положительное резюме в лагере для военнопленных номер двенадцать.