Книга Забытые герои войны - Олег Смыслов

Тяжелее всех свой арест пережил Николай Петрович Курганский. Обвинение майору Курганскому было предъявлено 9 апреля 1948 г. по статье 58 п. 1 «б» УК РСФСР, которое дословно выглядит так: «Курганский на протяжении ряда лет поддерживал преступную связь с лицами, проводящими вражескую деятельность.

Будучи антисоветски настроенным, Курганский подготовлял осуществление изменнического акта и с этой целью вербовал некоторых лиц из числа своего окружения».

Читая этот бред, сложно понять, в чем конкретно выражалась преступная и антисоветская деятельность боевого офицера.

После предъявленного обвинения в течение апреля-мая 1948 года Курганского вызывали на допрос всего пять раз. Затем какие-либо следственные действия с ним не проводились, и он на протяжении более 3 лет содержался в Бутырской тюрьме. В результате длительного тюремного заключения Николай Петрович стал психически нездоровым человеком. Жестокий тюремный режим и фронтовые раны по совокупности подорвали его молодой организм. Боевого офицера сломали психически и физически искалечили. О том, как это происходило, вполне доступно рассказал А. Бучин: «Первые месяцы во внутренней тюрьме — кошмар. Прежде всего психологически. Хотя я, работая у Г.К. Жукова, нагляделся на чекистов и не был в восторге от них, все же, как у каждого советского человека, у меня было представление о них как о борцах с «врагами», людях, занятых опасным делом, идеалистах. Впервые мне пришлось столкнуться с ними в их логовище — на Лубянке, и я пришел в неописуемый ужас. Вместо романтиков я увидел обыкновенных тупых мерзавцев.

Я проходил по следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Следователи, полковник Герасимов, затем подполковник Мотавкин, взялись за меня всерьез и, конечно, поставили на «конвейер». Практически мне очень долго не давали спать. На допрос вызывали вскоре после 10.30, то есть после отбоя. Только лег, как надзиратели, или лучше именовать их уместным словечком вертухаи, поднимали и вели на допрос. Нередко по дороге запирали в бокс на несколько часов, глубокой ночью вводили в кабинет зевающего следователя, который, чтобы разогнать сон, орал. Грозился и вел безумные речи. Иной раз казалось, что ты в доме умалишенных. В камеру отводили около 6 утра, а в 6 подъем, и уж спать днем не дадут. <…>

В конце концов я стал плохо соображать, что происходило».

С середины августа по конец ноября 1951 года Курганский содержался в психиатрическом отделении санчасти Бутырской тюрьмы. По результатам проведенной в декабре судебно-психиатрической экспертизы его признали невменяемым и направили как душевнобольного в психиатрическую больницу на принудительное лечение. А в середине января 1952 г. дело Курганского было рассмотрено Особым совещанием при МГБ СССР. Его решением Курганского осудили по предъявленному обвинению и направили в психиатрическую больницу изолированного типа.

Через полгода после смерти Сталина, осенью 1953-го, мать Курганского обратилась с письмом в Верховный суд СССР с просьбой перевести сына на лечение по месту жительства. А в конце марта 54-го Главный военный прокурор опротестовал как незаконное решение Особого совещания при МГБ СССР по делу Курганского. В этом протесте было указано, что в деле имеется лишь заявление гражданки Минюк М.И. от 18 марта 1948 г., в котором говорится, что Курганский просил ее сообщить маршалу Жукову, что органы МГБ собирают на него компрометирующий материал, рекомендовать Жукову обратиться в правительство за разрешением выехать за границу, как когда-то выехал Троцкий (Курганский на допросе подтвердил данный факт).

Помимо этого в деле есть сведения о том, что Курганский, узнав об аресте генерала Терентьева и подполковника Семочкина, предполагая, что они близки к окружению Жукова, через жену Семочкина пытался поставить об этом в известность Жукова.

К слову сказать, как отмечалось в протесте, данная деятельность Курганского не может расцениваться как антисоветская. Никаких других доказательств его преступной деятельности материалы следствия не содержат.

В апреле 1954 г. дело Курганского было пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР. Его определением приговор по делу был отменен как незаконный ввиду отсутствия состава преступления. Сам Курганский реабилитирован.

Только в мае 1954 г. Курганского передали из психиатрической больницы тюремного типа его брату, который и привез его к матери в деревню Турищевичи Чечерского района Гомельской области. В последующем благодаря стараниям матери Курганского, которая обращалась и в Верховный суд СССР, и в Генеральную прокуратуру, и в Главную военную прокуратуру, Николай Петрович был окончательно реабилитирован. В том числе ему был засчитан в срок службы период времени, который он провел в заключении, была назначена военная пенсия и возвращены все награды.

Ветеран войны Н.Е. Савченко, двоюродный брат Курганского, никогда не забудет, как Николай Петрович помог ему демобилизоваться из армии, чтобы поступить на третий курс Минского мединститута, откуда он добровольцем ушел на фронт. Именно Николай Евсеевич хорошо знал минский период жизни Н.П. Курганского: «У Курганского кроме пенсии не было ничего, все офицерское имущество и сбережения исчезли бесследно. Ни о какой работе, даже легкой, не могло быть и речи — полный инвалид! Как он жил без жилья, без семьи, без работы — представить невозможно! Много раз приходилось помещать его в больницу, чтобы хоть немножко подкрепить, дать отдохнуть от неприкаянной жизни. После одной из таких госпитализаций в 1973 году, когда он снова оказался в Минске на улице, я взял его фотографию с орденами, в десяти строчках изложил его горестную биографию и пошел ко второму секретарю ЦК КПБ А.Н. Аксенову. Рассказал ему об этом осколке сталинского произвола, о его бедствиях, попросил помочь выделить в Минске Курганскому хоть какое-то жилье (я в то время был министром здравоохранения БССР). А утром мне позвонил председатель Минского горисполкома М.В. Ковалев и сказал, чтобы Курганский пришел получить ордер на выделенную ему квартиру. Без труда я восстановил цепочку событий: Аксенов доложил Машерову, Петр Миронович тут же принял решение и дал указание Ковалеву. Курганский получил маленькую однокомнатную квартиру и наконец обрел свой угол и покой. Всю оставшуюся жизнь он прожил одиноким, без семьи, посильно помогая в работе районной ветеранской организации. В последние годы он почти ослеп, с трудом передвигался. Однажды я спросил его, не держит ли он зла на маршала за то, что тот не вызволил из тюрьмы, не вспомнил о его судьбе? Горько улыбнувшись, Николай Петрович ответил: «А что он мог сделать? Маршалом Победы он был на войне, там он управлял, а здесь он и сам оказался под жерновами неуправляемых, неподвластных ему обстоятельств».

Когда Курганский получил письмо от маршала Жукова, в котором Георгий Константинович спрашивал у него, нужна ли ему какая помощь, бывший адъютант просто промолчал, потому что, несмотря на выпавшие, на его долю испытания, остался гордым человеком. Умер Курганский в собственной квартире: он «…не выходил два дня из квартиры. Соседи взломали замок и нашли его мертвым в ванной».

Примечательно, что после всех кругов ада, которые прошел Курганский, когда он, по словам матери, «перестал быть похожим на человека» и вернулся доживать свой век в родное село, в октябре 1955 г. ему пришло короткое уведомление из КГБ СССР следующего содержания: «Уведомляем Вас о том, что изъятый у Вас при аресте в 1948 г. автомобиль «Опель-Супер» восстановлен и находится в исправном состоянии. Вы можете получить его, для чего Вам необходимо обратиться в бухгалтерию хозяйственного управления МГБ СССР по адресу: Москва, Кузнецкий мост, д….»