Книга За речкой шла война... - Николай Прокудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никита с силой махнул кулаком и действительно во что-то осязаемо попал.
– Твою замполита мать! – взвизгнул Шмер реальным человеческим голосом. – Скотина, нос мне разбил!
Никита с усилием прищурил глаза, открыть их широко не представлялось возможным. Не во сне, а наяву из носа взводного капала кровь. Мишка запустил валявшимся на полу сапогом в Никиту. Сапожище, шмякнувшись о стену, упал, ударив подковками в висок. Никита взвыл:
– Миха! Ты чо? С ума сбрендил?! Дерёшься, сапоги швыряешь!
– Это ты сбрендил. В нос кулачищем со всей дури заехал. Алкаш проклятый! Ну и замполита прислали – алкоголик! Форменный, законченный алкоголик. Я его бужу на построение, а он клешнями машет. С тебя пузырь за увечье. Сегодня же вечером!
И куда-то таинственно исчез…
На построение, кроме Никиты и Ахмедки, не явился ни один офицер. Алсын рассвирепел. Он отправил их на поиски сослуживцев. Ромашкин заглянул в каждую комнату общаги – никого. Затем отправились в обход по квартирам. На ближайших подступах к «берлоге» Шкребуса почуяли недоброе. У крылечка лежали две бутылки, и тротуар усеян окурками.
Дверь отворилась от лёгкого толчка. Веранда уставлена пустой посудой. Оставалась только узкая тропа в комнату, между пустыми бутылками из-под выпитой водки. Офицеры спали. Шмер, как обычно, на кулаках между тарелками, Миронюк мордой в салате, остальные десять или пятнадцать человек на кровати и на полу.
Хозяин спал в кресле. Он слегка открыл щёлки глаз, надул щёки и широким жестом великодушно пригласил присоединяться.
– Откуда? – спросил Ромашкин, показывая рукой на «царский» стол.
– Оттуда! – так же односложно ответил Шкребус. Немного подумав, вспомнил: – Вчерашний азербайджанский папашка выставился по второму заходу. Бойца-сыночка мы ему отдали, уломал, чертяка! Привезет через десять дней обратно. Не переживай, лучше выпей!
Никита потоптался нерешительно и махнул рукой. А ну их к черту, начальников!
Ахмедка уже успел вылакать три рюмки, пока Ромашкин набирал закуску в тарелку. А пить что? А, коньяк!
Народ, заслышав знакомый и ласкающий слух звон, проснулся. И понеслось по новой.
Так никто до светлых очей Алсына в этот день и не дошел…
Ожидался дождь. Стояли пасмурные дни, и на душе тоже было пасмурно. После вчерашнего «перебора», как всегда, мутило.
В канцелярию заглянул Шмер:
– Ты чего тут уселся? Поехали в город, развеселимся.
– Мишка! Какое развеселимся? Денег ни копья. Даже на обед не хватает, не говоря об ужине. Вчера почему не приберег закуски на чёрный день?
– А что, он уже наступил?
– Он еще спрашивает. У меня кишки слиплись от голода.
– Вот и хорошо. Значит, к банкету ты созрел.
– Опять банкет! Издеваешься? Я на спиртное смотреть не могу.
– А зачем на него смотреть? Закрой глаза и пей. Можешь даже не разговаривать, мешать беседе не будешь.
– С кем ты беседовать собираешься? Чем это я могу помешать?
– Нас, точнее, меня, пригласил Ашот, очень большой человек в городе. Может быть, самый главный.
– Он что, начальник милиции или партийный вождь?
– Мафиозо. Его весь город боится, а милиция честь отдает, – отчего-то понизил голос Шмер. – Поэтому во время застолий ешь, пей и молчи. Не то начнешь политическую белиберду нести не в тему. Ты это любишь! Я тебя беру для компании, чтоб пожрал, а им скажу, что от тебя кое-что зависит.
– Да не темни, зачем мне нужна встреча с такой подозрительной личностью?
– Чудак! Знакомство с Ашотом – это для тебя как быстрый карьерный рывок. Был никчемный лейтенант, а станешь вхож в дома сильных мира сего. В пределах этого города… Понимаешь, Ашот просит отпустить в увольнение на неделю Махмутова из второго взвода. Я сказал, что это можешь сделать ты. Он решил с тобой познакомиться.
– На неделю? Не поедет. Мы что, всю роту распустим по домам? Ни мира, ни войны? Ты с ума сошел! И никуда я не пойду. Умру с голода, но не буду сидеть за одним столом с твоим мафиозо.
– Ха! Отказаться уже нельзя. Ты получил приглашение. Эй, Абдулла, заходи! – Михаил приоткрыл дверь.
В комнату вошел маленький, сухонький, сморщенный, как сухой инжир, туркмен:
– Изздрасствуй, командыр! – протянул для приветствия по восточному обычаю обе руки.
Ромашкин, взглянув на чёрные, потрескавшиеся от солнца и грязи руки, внутренне содрогнулся, но крепко пожал их и изобразил дружелюбие.
– Командир! Я тебя уважаю. Приглашаю быть почетным гостем на нашем тое. Будыт балшой пир! – Туркмен со значением поднял вверх указательный палец. – Нэ пажалэешь.
– Ромаха, бери рюмаху. Надевай шинель и вперед! – распорядился Шмер. – Едем в вертеп. Я открою тебе прелести злачных заведений в здешних местах. Вернее, нам откроют. Думаю, ты уже взрослый мальчик, созрел.
– Вертеп?
– Подпольный публичный дом.
– А что, у нас в стране есть такие заведения? Это запрещено законом.
– У нас в стране нет, а в Педжене есть.
– Что, и нам можно будет пользоваться услугами девочек?
– Держи карман шире! Только наблюдать. У тебя есть стольник на мелкие расходы? Или хоть полтинник? За бесплатно только комсомолки в райкоме отрываются. Тут бизнес, коммерческая любовь. Нам можно пить, есть, смотреть стриптиз, но руками или другими частями тела не трогать.
Мозги Никиты лихорадочно заработали в определенном направлении, воображение нарисовало соблазнительные картины. Теперь он лишь опасался, что Мишка пошутил и вместо таинственного «вертепа» с обнажёнными манящими красотками он окажется в обычной прокуренной пивной.
– А ничего, что мы в военной форме? Может, переоденемся?
– Главное, самим быть в форме и боеготовыми. В морге тебя переоденут, – хохотнул Шмер. – Я же тебе сказал, идём отдыхать, но не развлекаться. Считай, что ты сидишь на партсобрании. Хочешь осуществить свои мечты, беги ищи двести рублей.
– Почему двести? Ты сказал одна девка сто рублей стоит.
– А для меня? Я что, буду наблюдателем? Нет, я заслужил, чтоб ты и меня побаловал.
– С ума сошёл? За ночь вышвырнуть получку? И на что?
– На то самое! – усмехнулся Шмер. – Получишь всё, как в сказках Шехерезады. Будет всё: и шахини, и хери, и зады…
В канцелярию вошел Ахмедка.
– Ахмедка, займи сто рублей, – попросил Ромашкин.
– Двести. Займи лейтенанту двести, – перебил скороговоркой Шмер. – Лучше триста!
– Сто. Сто мне и сто ему.
– Не дам ни рубля никому, алкоголики. Прогуляете, пропьете, а мне потом ходи за вами к кассе контролировать, получили получку или нет. Я рубль к рублю каждый месяц должен отсылать. Отец следит за накоплением калыма.
