Книга Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

Перемены, случившиеся с Августом, заметил не только Федор, но и Анфиса. И однажды он стал свидетелем очень некрасивой сцены. Анфиса плакала и кричала, то умоляла Августа одуматься, то бралась угрожать, а он молчал, слушал, не пытался оправдываться и лишь, когда Анфиса дурно отозвалась о Евдокии, неожиданно рявкнул:

– Довольно! Замолчи и убирайся! – В этот момент его высокий, почти женский голос сделался мужественным и сиплым от гнева. – А если ты про Евдокию Тихоновну скажешь еще хоть одно дурное слово, отправишься обратно в деревню. Я об этом позабочусь.

– Пожалеете. – Голос Анфисы упал до змеиного шепота. – Ох, пожалеете, Август Адамович. Да только поздно будет.

В этот момент Федор искренне посочувствовал Бергу. Хуже ревнивой женщины может оказаться только обиженная ревнивая женщина. А Анфиса была обижена. От аппетитной пышки не осталось и следа, ее место заняла разгневанная фурия. Видно, те отношения, которые легкомысленный Август считал всего лишь необременительным дополнением к скучной провинциальной жизни, Анфисе виделись куда как серьезнее. Она надеялась и строила планы, которые в одночасье рухнули из-за Евдокии. Вот только чем кухарка могла навредить Августу с его и без того изрядно подмоченной репутацией? Ничем!

Тогда Федор еще не знал, как опасно недооценивать обиженную женщину. Да и не до того ему было.

В по-провинциальному скучном Чернокаменске развлечений для горожан находилось немного. Пожалуй, самым знаковым событием общественной жизни считались ярмарки. Весной и осенью на центральной площади раскидывались торговые ряды, в город стекались крестьяне и мастера со всех окрестных деревень, приезжали купцы, на берегу реки табором становились цыгане, и город стряхивал с себя привычную дрему, оживал, наполнялся людьми и громкими голосами.

Первым речь о ярмарке завел Август. Они сидели на завалинке перед домом Акима Петровича, ожидая, когда Айви и Евдокия накроют на стол.

– А ярмарка в этом году обещает быть занимательной. – Берг подставил румяное лицо солнечным лучам и зажмурился. – Купцы ожидаются и из Кунгура, и из Перми, и даже вятковские.

– Так уж и вятковские? – усмехнулся сидящий здесь же, на завалинке, Аким Петрович. – Что им делать в нашей-то глуши?

– Планы у Саввы Сидоровича грандиозные. – Август приоткрыл один глаз. – Про модернизацию завода небось слыхали?

– Слыхали. Федор нам про эту модернизацию уже все уши прожужжал.

– Вот и хочется ему наш Чернокаменск из захолустья превратить в промышленный, а если получится, то и в культурный центр. А что, архитектурные достопримечательности у нас уже имеются. – Он открыл второй глаз, многозначительно посмотрел на вышедшую на крыльцо Евдокию и добавил: – И не нужно так улыбаться, Евдокия Тихоновна.

– А как я улыбаюсь? – Она уперла кулаки в бока, глянула с вызовом.

– Знаю я, что вы думаете обо мне и моих башнях. – В голосе Августа послышалась обида. – Знаю, какого невысокого вы мнения о моих скромных талантах.

– Ничего вы не знаете, Август Адамович, – ответила Евдокия неожиданно зло. – И дальше своих башен вообще ничего не видите!

– А что я должен видеть? – Август сощурился.

– Ничего! – Она вернулась в дом, сердито хлопнув за собой дверью.

– Ах, эти женщины! – простонал Берг. – Никогда мне их не понять.

– А что тут понимать? – усмехнулся Аким Петрович. – Пригласи Евдокию на ярмарку, вот и все дела.

– Не согласится. – Август с сомнением покачал головой.

– А ты попробуй. Вот прямо сейчас пойди и пригласи.

Федор думал, что Берг откажется, а он вдруг поднялся на ноги, сказал растерянно:

– Думаете, стоит попытаться? А ну как откажет? Это же Евдокия!

– Не попытаешься – не узнаешь. Женщины любят развлечения.

– Даже Евдокия?

– Что же, Евдокия, по-твоему, не женщина?

– Евдокия у нас амазонка. – Август махнул рукой и направился к дому. Движения его были неспешными и неуверенными. Федору показалось, что архитектор уже жалеет о принятом решении. А потом он подумал о том, о чем должен был подумать давным-давно. Айви обязательно понравится ярмарка, а он ее до сих пор не пригласил.

– Не надо, Федя. – Аким Петрович, казалось, прочел его мысли. – Не надо ей на ярмарку, в эту толпу.

Федор понимал старика, помнил, что случилось с его женой после ярмарки. Но тогда Анна оказалась одна, а Айви будет с ним. И он не оставит ее одну ни на минуточку, никому не позволит на нее даже взглянуть косо, не то что обидеть.

– Аким Петрович, – сказал Федор как можно решительнее, – она уже взрослая. Вы не сможете вечно прятать ее на острове. Да и для нее самой хороша ли такая изоляция?

Тихо скрипнула дверь, по ступенькам спустилась Айви, села рядом, взяла за руку, посмотрела сначала на Федора, потом на деда. Во взгляде ее Федору почудилась смесь тоски и надежды. В этот момент он понял причину ее меланхолии. Стражевой Камень был для Айви одновременно и убежищем, и тюрьмой. Можно ли считать жизнь полноценной, если она лишена общения с другими людьми, если ограничена клочком суши? Понимает ли это Аким Петрович?

Дед понимал. На его суровом лице отразилась внутренняя борьба. На внучку он старался не смотреть. И в том, что Айви не может попросить его на словах, не может поспорить и возразить, была особенная тяжесть, словно они сейчас лишали единственной радости маленького ребенка и не находили правильных слов, чтобы объяснить ему, что это делается ради его же блага.

– Вы не сможете всю жизнь прятать Айви от людей. Так не получится, – сказал Федор, и Айви с благодарностью сжала его ладонь. – Давайте начнем с малого, на ярмарке с ней буду я и Август с Евдокией. С вашей внучкой не случится ничего плохого, обещаю.

Старик не верил. Хотел верить, но не мог себя заставить. Это неверие читалось в его хмуром взгляде и углубившихся вдруг морщинах. Но он знал, что Федор прав, что изоляция Айви не решит проблемы, и знание это причиняло ему боль.

– Смотри, Федор, ты за нее в ответе, – сказал он после долгих раздумий. – Ни на шаг ее не отпускай от себя. И ты, – он посмотрел на притихшую Айви, – тоже соблюдай осторожность. На ярмарке будут люди. – Он сказал это так, словно на ярмарке будут не люди, а дикие звери. – Ты для них чужая и всегда чужой останешься. Даже Федор для них больше свой, чем ты.

Айви внимательно слушала и кивала, серебряные глаза ее лучились счастьем.

– И к ночи чтобы вернулись! – добавил Аким Петрович строго и улыбнулся скупой улыбкой.

* * *

Ярмарочный день выдался теплый и солнечный, самой природой предназначенный для веселья. Федор приплыл на озеро с самого утра, предварительно договорившись с Августом встретиться на городской площади в полдень. Айви уже ждала на берегу. Федор давно перестал удивляться этой ее способности предчувствовать его появление. Была она сегодня удивительно хороша. Возможно, оттого, что выглядела не как крестьянская девушка, а как настоящая горожанка. Федор и не знал, что у нее есть такая одежда. И надо сказать, одежда эта очень шла девушке, добавляла аристократизма тонким чертам, подчеркивала королевскую осанку и изящество движений. И даже длинные, ниже талии, серебряные косы не диссонировали с ее городским нарядом, а лишь добавляли очарования. В тот самый момент, как Федор увидел ее во всей красе, он на мгновение даже пожалел, что уговорил Акима Петровича отпустить Айви в город, потому что понял, какими глазами станут смотреть на нее другие мужчины. В том, что они будут смотреть и восхищаться, он не сомневался.