Книга Песни/Танцы - Алексей Ручий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обзваниваю клиентов, пью кофе и хожу курить. Все обычно, в общем-то. Изредка кошусь на пустующее место по соседству: мой коллега Коля таки покинул наш коллектив. Как и собирался, ушел работать стропальщиком в порт. Поближе к морю. Подальше от офисов. В определенной степени я ему завидую. Но это вовсе не значит, что я готов бросить все и составить ему компанию. Несовершенна реальность в целом, а не какие-то отдельные ее проявления. Поэтому я остаюсь в отделе продаж, несмотря на все существующие противоречия.
Иногда курить со мной ходит Марина или Юля. От Марины я узнаю, что на корпоративе ее не будет: сегодня вечером она уезжает в родной Псков, билеты поменять не представляется возможным и вообще «чего я там не видела?» Юля же, наоборот, идет. Хорошо, будет хоть с кем поговорить.
Ближе к обеду настроение становится совершенно нерабочим. Я готов делать все, что угодно, но только не работать. Для прикрытия сижу на тематических сайтах, периодически читаю новости. Пью кофе, много кофе, кружка за кружкой. С легкой грустью вспоминаю теперь уже бывшего коллегу Колю: как он там?
В час дня покидаю свое рабочее место и иду обедать. Беру с собой Юлю, Марина отказывается под предлогом того, что не голодна.
Обедаем мы в небольшом кафе при бизнес-центре, когда-то бывшем, по всей видимости, заводской столовой. По крайней мере, антураж напоминает именно заводскую столовую: непритязательные столики, облупившиеся стулья, алюминиевые столовые приборы. И, конечно, компот в граненых двухсотграммовых стаканах.
Я беру салат оливье, тарелку борща и плов. Юля заказывает овощной салатик и омлет. Мы занимаем столик возле окна в дальнем углу кафе. Остальные столики почти все заняты, это лучшее место из тех, что пока остаются свободными.
– Да здравствует обед, лучший период во всем временном отрезке с девяти утра до шести вечера! – говорю я Юле, когда мы устраиваемся за столиком, и иронично стукаю своим стаканом с компотом из сухофруктов о ее стакан с апельсиновым соком.
– Ну, ты скажешь… – тянет Юля.
– А что? Разве неправда? Неужели ты ловишь кайф от пребывания в офисе?
– Нет, отнюдь. Но я туда не расслабляться прихожу, а работать, это же мой собственный выбор.
– Ты это серьезно?
– В смысле?
– Ну, про выбор, про работу…
– Вполне.
– Ты – страшный человек. Гораздо хуже меня. Ты считаешь, что эта работа – твой собственный выбор. То есть, что ты выбрала ее, а не она тебя…
– Разве это не так?
– Не так, конечно же. Тебе объяснить?
– Нет, спасибо. Давай лучше поедим.
– Как хочешь. Впрочем, ты права. Правда имеет свойство портить аппетит.
Я делаю еще глоток компота в качестве аперитива, затем съедаю салат и принимаюсь за борщ. Опускаю алюминиевую ложку в розовую гущу в тарелке, ловлю ноздрями аромат. Несмотря на более чем скромную обстановку кафе, кормят здесь неплохо, это следует признать. Я отправляю ложку в рот.
– Как думаешь, что будет сегодня на корпоративе? – спрашивает меня Юля некоторое время спустя.
– Ничего особенного. Торжественные речи, которые с равным успехом могли бы быть и траурными, немного алкоголя – потому что много наша фирма выкатить поскупится – ну и нудные разговоры, все как обычно. Я иду исключительно из-за боулинга.
– Будешь играть?
– А почему бы и нет.
– Понятно.
Что там Юле понятно, я приблизительно представляю. Это примитивно и скучно, но ничего не поделаешь: так же, как она, мыслят миллионы. Впрочем, она в чем-то превосходит многих, стоит это признать. И потом – невозможно презирать всех, с кем общаешься, потому что тогда придется презирать и самого себя.
Я доедаю борщ и принимаюсь за плов. Подцепляю вилкой кусочки мяса и комки риса. Смотрю на Юлю: она возится с омлетом, разделяя его ножом на равные доли. Интересно, о чем она в это время думает? Скорее всего, ни о чем. Возможно, немного о работе, немного обо всех этих женских штучках. Но вряд ли о чем-то большем.
Я ей завидую, как завидую и бывшему коллеге Коле: ей гораздо легче жить, чем мне. В ее мире все более-менее просто и понятно. Она не стремится проникнуть в суть вещей, скользя по их поверхности, и это, безусловно, отдаляет ее от всех неприятных выводов, которые неизменно возникают, когда ты заглядываешь под красивую обертку реальности.
– Как тебе наш новый начальник Андрей Иванович? – спрашивает меня она, оторвавшись от омлета.
Вообще Андрей Иванович уже три с лишним месяца руководит нашим офисом, поэтому новичком его назвать можно с некоторой натяжкой. Но, учитывая историю с предыдущими начальниками и их отсутствием, он все же попадает в категорию «новый начальник». Его стиль руководства в определенной мере мне нравится: он не стремится контролировать все и вся. Поэтому я воспринимаю его пока что скорее положительно.
– Нормальный мужик. Меня устраивает как начальник.
– Да, мне тоже нравится.
– Но начальников хороших не бывает, это следует понимать…
– Ага.
Тема закрыта. Мы все понимаем сами. Начальников нельзя хвалить. Если сегодня они ведут себя в отношении подчиненных лояльно, это не значит, что завтра они не станут драть с них в три шкуры. Потому что любой начальник – относителен. Над ним тоже есть начальник. И над тем начальником есть. А еще выше – конъюнктура рынка. И самый главный авторитет – Капитал. А Капитал и человеческие взаимоотношения – это вещи из разных плоскостей.
С обедом покончено, я допиваю остатки компота. Юля по-прежнему копошится со своим омлетом. Пусть копошится, я не тороплюсь. Достаю салфетку из специального стаканчика, стоящего на столе, и вытираю рот. Затем складываю из нее птичку. Птичка получается так себе – вялая и рыхлая. К тому же с разводами жирных пятен. Я кладу ее в пустую тарелку из-под борща.
– Как там твой город убийц? – спрашивает меня Юля, отправляя кусок омлета в рот.
– Почему мой? Он и твой тоже.
– Хорошо, как там наш город убийц?
– Ждет всех нас в свои лапы.
– И?..
– И получит, естественно. Мы сами придем. Потому что внутри мы все – убийцы.
Она легонько улыбается. Не воспринимает мои слова всерьез. Думает, что разговоры о городе убийц – не более чем аллегория. Но это не так. Скорее тот чувственный мир, который она привыкла считать своим, – аллюзия на истинную реальность. Причесанный и покладистый – этот мир только отражение в кривом зеркале, в действительности он суров и жесток. Сосредоточен как убийца, выслеживающий свою жертву. Жаль только, что большинство жертв понимает это слишком поздно.
– Я – не убийца, – заключает Юля после непродолжительного молчания, вызванного усиленным пережевыванием омлета.
– Еще какая, – улыбаюсь в ответ я.