Книга Живая мишень - Тед Белл

— О святой Иисус, — пробормотал Макинтош, нажимая на пульте кнопку отключения звука.

Делакруа громко заявила:

— Покажите мне американского дипломата, который будет прятаться за высокими стенами и телохранителями после вдохновенной речи, и я назову его трусом. Это было блестяще.

— Нет, — решительно ответил агент ДСБ, потерев лицо руками. — Это было самоубийственно. — Госсекретарь должна была бы просто отозвать его назад в Вашингтон. — Какого черта он делает здесь, когда ему мешают выполнять работу? Макинтош внезапно почувствовал полный упадок сил.

— Самоубийственно, агент Макинтош? — переспросила она, запустив руку в сумочку и выудив очередную сигарету. — Почему вы говорите такую чепуху?

— Подумать только, он собирается отвечать на вопросы. Пресса, видимо, решила не тратить времени попусту. — Макинтош недовольно поморщился, нажав кнопку включения звука. Пресса была явно взволнованна, будто уже чувствовала запах крови.

— Господин посол, — закричал репортер канала «Фокс Ньюс» откуда-то из толпы, — ваши замечания явно не соответствуют официальным сообщениям Вашингтона. Госсекретарь одобряет вашу позицию? Согласно нашим сведениям, сэр, она имеет совершенно другую точку зрения.

— Я уже выразил государственному секретарю свое личное мнение по этому поводу. Я уверен… Прошу прощения. Что-то у меня… О господи!

Мерриман отступил от подиума, согнувшись, как будто собрался завязывать шнурки. Из-под его ног повалил густой белый дым, который, судя по всему, вырывался из подошвы правого ботинка.

— Боже мой! — закричал Макинтош, не отрывая глаз от экрана, и вскочил на ноги. — Вилли Пит!

— Что? — спросила Делакруа.

— Белый фосфор! — еще раз крикнул Макинтош и выломал плечом французские двери, выходящие в сад; послышался треск деревянных реек и звон битого стекла. Делакруа оставалась на месте, ее глаза округлились, и она неотрывно смотрела в телевизор; в ее взоре, как и во всем, что происходило на экране, читалось безумие.

Мерриман, корчась, катался по земле. Агенты ДСБ призывали представителей прессы и персонал посольства отступить. Каждому агенту было известно, что белый фосфор, в просторечье называемый Вилли Питом, взрывается на шестую секунду после взаимодействия с реагентом и что радиус разрушения составляет более тридцати ярдов. Они также знали, что этот химикат возгорается после взаимодействия с воздухом и мгновенно достигает температуры трех тысяч градусов, которой достаточно, чтобы прожечь стальную броню.

Помощник, который стоял чуть позади посла, схватил с трибуны большой кувшин воды и приблизился к Мерриману. Закари и Дункан замерли на месте, с ужасом наблюдая, как их отец катается по земле в агонии, а из подошвы ботинка валит густой белый дым.

— Нет! — закричал Макинтош, подбегая к помощнику. — Вода сейчас бесполезна! Необходимо не допустить попадания воздуха! О боже! Живо уводите отсюда детей! Они не должны это видеть!

Мерриман катился к своим мальчикам; его лицо превратилось в гримасу боли. Помощники отчаянно пробовали прикрыть глаза и убрать детей подальше от отца, но мальчики не давались и кричали, чтобы их отпустили, пытались вырваться, оглядывались назад и кричали отцу:

— Папа! О, пожалуйста, папа! Пожалуйста, не умирай, папа…

Единственным возможным способом прекратить реакцию было не давать воздуху проникнуть внутрь. Срывая пиджак и зная наверняка, что уже слишком поздно, агент Рип Макинтош кинулся на Мерримана, отчаянно пытаясь закрыть проклятый белый фосфор одеждой и своим телом. Макинтош хлопал по подошве ботинка посла, не обращая внимания на то, что фосфор уже прожигает ужасные отверстия в его ладонях.

И в это время фосфор, спрятанный в ботинок посла Мерримана, прогорел насквозь. Едва воздух попал в образовавшуюся полость, вещество взорвалось и взвилась вспышка яркого горячего пламени. Два американца, катавшиеся по земле, превратились в пепел, и через какие-то три секунды их тела уже невозможно было узнать.

Камеры все еще снимали, передавая в каждый уголок земного шара изображение двух кричащих мальчиков, которых оттаскивали от обугленных черных палок, бывших когда-то американским послом и его несостоявшимся спасителем.

Красивая хашшишин погасила сигарету о стенку хрустальной пепельницы, на которой была выгравирована печать американского государственного департамента. Она взяла со стула жакет и вынула из петлицы цветок лилии. Бросив ароматный цветок в пепельницу, она бросила последний взгляд на происходящее в саду и покинула комнату. Прошла по коридору посольства, минуя кричащих и паникующих штатных сотрудников и спустилась в служебные помещения, через которые попала на кухню. Сразу за кухонной дверью находился маленький садик для овощей. Она прошла по нему, затем по аллее платанов у стены посольства. Потом бросила сумку на длинном ремне через забор, и через несколько секунд сама Лилия уже была за забором. Двадцать минут спустя она стояла перед старыми двустворчатыми дверями обветшалого здания в конце темной булыжной мостовой на Иль де Ля Сите. Дверь заскрипела, и ей открыла высокая женщина в пурпурной одежде, жестом приглашая войти в темный холл. Это была красавица Аберджин. Высокая жрица хашшишин, хранительница убежища для убийц в Париже.

24

Остров Нантукет

Александр Хок держал Керима мертвой хваткой, сжимая его яростно извивающееся тело и прижимая непослушные руки к туловищу. Он сказал мужчине, стоящему над ним с автоматом:

— Если ты хочешь достать меня, тебе придется стрелять через него.

Мужчина засмеялся.

— Сегодня вечером, ничтожество, мы все отправимся в одно и то же место.

— Возможно. А может быть, и нет.

— Рай, как его ни назови, всегда останется раем, — улыбнулся мужчина.

— Это не имеет значения для меня, Шекспир.

— Я Шейх, а не Шекспир. Я пишу только смертные приговоры.

— Пощади меня.

Мужчина присел и поднял одной рукой крышку металлического люка, затем подпер ее ногой, не сводя оружия с Хока и собственного сына, попавшего в западню. Потом внезапно толкнул крышку ногой, и та захлопнулась с тяжелым и громким лязгом.

— Нет! — закричал Керим в полной темноте. — Отец!

— Ты же слышал, что сказал папа, Керим, — успокоил его Алекс. — Мы все сейчас в одной лодке, так что все нормально.

— Я не могу дышать!

— Тогда отпусти чертов пистолет, а я отпущу тебя. Готов?

— Дерьмо!

— Вот-вот, и я так же думаю.

Хок резко ослабил захват, когда мальчик отпустил «Браунинг». Алекс немедленно освободил его и забрал оружие, одновременно подбросив колени вверх, как бы катапультируя Керима. Послышался удар головой о металлическую переборку. Затем выдох, стон и тишина. Хок повернулся, чтобы посмотреть в лицо бывшему полицейскому из Дарк Харбор.