Книга Речи любовные - Алиса Ферней

Он надеялся, что она улыбнется или рассмеется, но ничуть не бывало. Он снова посерьезнел:

— Вы рассказали обо мне мужу?

— Нет.

— Вот видите. И бросьте мучиться. А вам не нужен еще один муж?

— Нет.

— Ваш со всем справляется?

— Перестаньте шутить, — выговорила она, все же улыбнувшись.

В их отношения вернулось галантное начало.

* * *

Увы, говорить больше было не о чем. Он сказал все, что хотел, а она была не в состоянии поддержать разговор.

— Ну что ж, до скорого!

— Да, — еле слышно выдавила она.

— Я вам позвоню. Обещаю, — прошептал волшебный голос.

— Спасибо, — совсем уж беззвучно выдохнула она.

— До скорого, — повторил он и повесил трубку. И пошла обычная жизнь. Она заплакала навзрыд.

2

Все ее мысли были о нем. Началась самая потрясающая любовная греза, которую ей довелось пережить У нее даже возникала потребность уединиться, собраться с думами, чтобы свободно перебрать в памяти сам ужин прогулку, все, что было сказано. Она словно укладывалась спиралью в корзину воспоминаний, безразличная ко всему, что не имело отношения к этому воображаемому любовнику. Порой она ясно отдавала себе отчет, до чего лишена здравого смысла ее греза. А другие люди, случалось ли и им уходить в такие химерические мечты? — размышляла тогда она. Разве нельзя хоть на время перестать думать о нем? Она пыталась жить, как раньше. Но по прошествии короткого времени что-нибудь вновь наталкивало ее на мысли о Жиле Андре: например, она проезжала на машине по кварталу, где они ужинали, или узнавала, что вышла книга об ангелах, или на глаза попадалось желтое платье, или сталкивалась в детском саду с Бланш… Как и любой другой, ее внутренний мир был населен лицами, связанными с определенными словами. Стоило выскочить такому слову, и тут же, как черт из табакерки, лезло уже и чье-то лицо, а за ним и целая вереница воспоминаний: переплетение мест, имен, других персонажей. Невозможно забыть все, о чем не хочется вспоминать: множество слов возвращало ее к ее новому увлечению.

* * *

Задумывалась она и о себе: была ли она как псе другие женщины? Означало ли мечтать втайне о мужчине, который не был ее мужем, падение? Разумеется, ответов у нее не было. И это все равно означало так или иначе думать о нем. Ей мерещился его голос, повторяющий все те речи, которые прозвучали из его елейных уст в тот незабываемый вечер. Все его слова нашли в ней пристанище, осели в уголках ее памяти и посверкивали всякий раз, как она до них добиралась, пошумливали всякий раз, как она перетряхивала себя. Проще сказать: этот человек вошел в ее плоть и кровь. А вместе с ним и то, что уже было, и то, что происходило, и то, что еще могло произойти, и то, о чем она мечтала, предчувствуя, рисуя себе мысленно картины, разыгрывая в уме сценки, где он подавал ей реплики. Он завладел ее жизнью. Более того, его присутствие было настолько ощутимым, что из разряда нереального переходило в разряд реального, и тогда происходила удивительная вещь: нечто круглое, щекочущее, баламутившее все внутри нее начинало жить внизу живота.

Жиль Андре вернулся к жене. Был ли и он так же околдован Полиной, как Полина им? Она мечтала, чтобы это было так. Но не верила. Этого не могло быть… В жизни мужчин ничто не оказывается в подвешенном состоянии из-за любви. Они любят параллельно с делом, которым заняты, или помимо того, что делает их незаменимыми и внушает уважение к самим себе. Они настойчивы и упорны, лишь когда нужно завести женщину. После чего женскому сердцу предстоит проделать большой путь, обильно политый слезами и обставленный словами, которыми мужчины оправдывают свое отсутствие. Жиль Андре полностью подтверждал это мнение: он перестал появляться в детском саду и не искал с нею встреч. Однако регулярно звонил и подолгу беседовал с нею. Нужно ли говорить, как она ждала этих звонков? Она была прикована к его голосу, не понимая, что происходит, а он… позволял времени течь, а вещам идти своим чередом.

* * *

Он больше не был уверен, что увлечен ею. По многим причинам ему удалось освободиться от колдовских чар. Волшебство чьего-то присутствия измеряется тем, что исчезает вместе с ним. Он выбрался из магнетического поля, где действовало притяжение. Теперь он мог даже представить себе эту женщину, бывшую мечтой, такой, какой она была на самом деле: кочерга (сказали бы одни), вешалка (сказали бы другие), ни кожи ни рожи (сказали бы третьи). Словом, не такая уж умопомрачительная. И все же что-то у него к ней было помимо чувственного. Из-за Бланш он не ощущал себя свободным, как требуется для продолжения любовной истории. И тогда он принялся придумывать нечто совсем иного рода, чем обычная связь: влюбленная дружба, всепоглощающая и волнующая. Он пытался пробудить эту дружбу в Полине. Это было нелегко: страсть не терпит ничего, что не является страстью. «Немного терпения», — думал он и набирал номер ее телефона. При этом пускал в ход свой неотразимый голос. Полина угодила в эту паутину, сотканную им из полушепота, смеха и придыханий, или, скорее, он окутал ее этой тончайшей сетью, подобный великим портным, которым случается шить одежду на живую нитку, прямо на человеке.

Если бы она отважилась спросить его: «Я живу мечтой, а вы тоже? Вы думаете обо мне?» — он мог бы ответить: «Я думаю о вас очень часто». Они думали друг о друге, все дело было в том, кто сколько. Он: очень часто. Она: беспрестанно. Вот и вся разница. Он мог бы искренне сказать ей: «У нас с вами был сон, но жизнь его отобрала, и остался след этого сна». Он жил вдали от нее и не тужил, но все же зачем-то ему было нужно, чтобы она существовала. Нужно было время от времени удостоверяться, что она, любящая и нежная, есть на свете.

* * *

Частица его внутренней жизни, как ни крути, принадлежала ей: он уделял время разговорам с ней, подолгу выслушивал ее, ощущал ее трепетность, смешил ее, испытывал необъяснимое чувство: будто они сообщники. Была в его отношении к ней и доля чувственности. Он задумывался. Потребность сделать ее любовницей исчезла. Но и решимости все загасить у него не хватало. Да и к чему это было делать? Чтобы перестать причинять ей боль? Как-то не верилось, что она страдает. Не верилось, потому что не хотелось. Он звонил ей для того, чтобы она не страдала и не сомневалась, что они неразрывно связаны. Но ей-то этого было мало. Прежде колеблющаяся, теперь она страстно желала его всего. Он же, чей первый порыв был отвергнут, не торопился.

3

Они беседовали по телефону каждый день. И хотя они больше не бывали вместе, душевное сродство выжило. Но в каждом из них приняло разную форму. Он радовался тому, что она есть на свете, она приходила в отчаяние. Чувство к нему обрело форму слов, ожидания, мыслей о нем, слез, желания быть с ним. И все эти метаморфозы свершались по телефону.

— Когда я вновь увижу вас? — с мольбой спрашивала она.