Книга Ферма - Том Роб Смит

Выехав на дорогу, петляющую вдоль берега, я оглянулась. Дорогущий автомобиль Норлинга медленно выезжал из подземного гаража, словно паук, выползающий из укрытия. Он собирался последовать за мной. Я пригнула голову и, не обращая внимания на боль в обожженной ноге, изо всех сил принялась крутить педали, набирая скорость. Норлинг мог с легкостью догнать меня, но вместо этого предпочел тенью следовать за мной до самого города. Я пронеслась по мосту, резко свернула на велосипедную дорожку, тянущуюся вдоль реки, и вновь оглянулась — Норлинг был вынужден поехать по главной дороге. Наконец-то я избавилась от него, пусть даже на время, поскольку ничуть не сомневалась в том, что он едет на ферму. Не исключено, что доктор собирался заручиться согласием Криса, чтобы заточить меня в лечебницу. Я резко затормозила, спрашивая себя, почему так спешу на ферму. Разве я буду там в безопасности? Мой прежний план пошел прахом, я рассказала им все. Возврата к прежнему быть уже не могло, жизнь на ферме никогда не вернется в привычную колею, наша мечта разбилась вдребезги. Ферма, домик для гостей, рыбалка на лососей — со всем этим было покончено. Я обманывала себя, делая вид, что еще можно склеить две разбитые жизни. Увы, этого не произошло. Я должна была или довести расследование до конца, или отказаться от него; третьего пути не дано, и я сделала свой выбор.

Я была одна. Мне нужен был союзник. И единственным человеком, который годился на эту роль, поскольку ты был в Лондоне, единственным, кто мог выслушать меня, оставаясь равноудаленным от событий в этой забытой Богом дыре, был мой отец.

* * *

Решение матери изрядно меня удивило.

— Ты же не видела своего отца пятьдесят лет! Он даже не знал, что ты вернулась в Швецию.

— Я собиралась поехать к нему не потому, что мы были близки, а из-за его характера.

— И какими соображениями ты руководствовалась? Своими детскими воспоминаниями о нем?

— Он не мог измениться.

— Ты сама только что говорила, что мой папа изменился, причем всего за одно лето.

— Крис — совсем другой.

— В каком смысле?

— Он слаб духом.

Учитывая, что она только что обвинила отца в совершении тяжких насильственных преступлений, ее замечание почему-то показалось мне чрезмерно язвительным и обидным. Наверное, потому, что изо всех смертных грехов слабость мать полагала самым презренным. Ну и, конечно, раз отец слаб духом, то и я, без сомнения, тоже.

— Твой отец — сильный человек?

— Его невозможно подкупить. Он не пьет. И не курит. Он был местным политиком. Хотя кому-то это может показаться смешным, в его части страны это означает, что он был безукоризненно честен и пользовался уважением. Собственная репутация и имидж значили для него все. И не имеет никакого значения, что мы отдалились друг от друга. Он все равно будет на стороне правосудия.

— Мам, он считал, что это ты убила Фрею.

— Да.

— Тогда почему ты решила вернуться к нему, если искала того, кто поверит тебе? Ведь ты сбежала от него именно потому, что он тебе не поверил!

Чтобы не разговаривать, сидя друг к другу спиной, мать развернулась ко мне, и теперь мы устроились на постели, соприкасаясь коленями, словно два подростка, поверяющих друг другу самые сокровенные тайны.

— Ты прав, когда ставишь под сомнение мое решение. Но в данном случае обвинение было выдвинуто не против меня. Речь шла о преступлениях, совершенных другими людьми. И, в отличие от той давней истории, теперь я располагала фактами и уликами, именами и датами. Я всего лишь попросила бы его быть объективным.

Я отважился на маленькую провокацию:

— Я готов согласиться с тобой при одном условии: он правильно понял и оценил события лета шестьдесят третьего года. И поэтому ты надеялась, что он все поймет правильно еще раз?

Мать в отчаянии подняла глаза к небу.

— Значит, и ты поверил, что это я убила Фрею!

— Нет, не поверил, мам. Но если твой отец неправильно истолковал твой поступок, почему ты решила обратиться к нему вновь?

Глаза матери наполнились слезами.

— Потому что я хотела дать ему еще один шанс!

Поскольку она призналась в том, что действовала под влиянием эмоций, я перестал ерничать и попытался разобраться в чисто технических вопросах. Не исключено, что она пыталась связаться с ним еще летом, я просто об этом не знал.

— Когда ты в последний раз виделась с ним?

— Он написал мне после смерти мамы.

То есть примерно десять лет назад. Помню, как мать читала какое-то письмо, сидя за кухонным столом с остатками завтрака. Я учился в школе. Заканчивался второй семестр. Боясь, что дурные вести отвлекут меня от сдачи экзаменов, мама попыталась спрятать письмо, но я, мельком глянув ей через плечо, заметил шведские буквы и поинтересовался, в чем дело. Новость не произвела на меня особого впечатления. Бабушка никогда не приезжала к нам и вообще не поддерживала с нами связь. Она была для нас совершенно чужим человеком. Письмо пришло уже после ее похорон, лишив мать возможности поехать и присутствовать на них. Поскольку после того они больше не общались, я спросил:

— Почему ты была уверена, что адрес не изменился?

— Отец никуда и никогда не уедет оттуда. Он построил эту ферму собственными руками и умрет там.

— И ты даже не позвонила предварительно?

Я решила, что не стоит этого делать. Захлопнуть дверь перед чьим-либо носом труднее, чем просто повесить трубку. Так что, как видишь, у меня были свои сомнения. На велосипеде я бы туда просто не доехала. Значит, оставался единственный выход — угнать наш фургон и уже на нем пересечь почти всю Швецию. Я спрятала велосипед так, чтобы его не было видно с дороги, и пробралась к ферме по полям, чтобы они меня не заметили. Если ты усомнился в моих словах, когда я сказала, что Норлинг последовал за мной, то совершил ошибку. Его автомобиль стоял возле фермы, на подъездной дорожке — что меня ничуть не удивило. Проблема заключалась в том, что он был припаркован прямо перед нашим фургоном, так что выехать на нем я не могла. Но и смириться с тем, что это конец, я тоже не желала. Я решила, что сяду за руль и вырвусь на свободу, протаранив роскошный лимузин Норлинга и вытолкав его на дорогу.

Я украдкой заглянула в окно и увидела, что Норлинг разговаривает с Крисом. Хокана нигде не было видно, но он наверняка должен был скоро приехать. В дом я входить не собиралась, поскольку ключи были у меня с собой, в сумочке. Со всех ног бросившись к фургону, я открыла дверцу, забралась внутрь, с грохотом захлопнула ее за собой и опустила защелку. Я завела мотор, и старый фургон отозвался дребезжащим ревом. Из дома выскочил Крис. Когда я подала фургон назад, он забарабанил кулаком по дверце, пытаясь открыть ее. Я не обратила на него внимания, переключила скорость и дала полный газ, направляясь в машину Норлинга, но в самый последний момент передумала и объехала его лимузин — иначе он мог бы обратиться в полицию, и меня обвинили бы в нанесении противозаконного ущерба. Поэтому я свернула и поехала прямо через свой драгоценный огород, безжалостно давя колесами лук и кабачки, уничтожая долгие месяцы тяжкого труда, повалила изгородь и вылетела на дорогу. Фургон потерял скорость и остановился посреди дороги. Крис бежал за мной. Я видела его в боковое зеркальце на фоне раздавленных овощей. Зрелище было душераздирающее, наша мечта приказала долго жить — с фермой было покончено. Когда Крис поравнялся с фургоном, я надавила на газ и покатила прочь.