Книга Разбойник и леди Анна - Джин Уэстин

– Только вы, сир, можете быть столь внимательным.

– Моя горничная, – сказала Анна, ожидавшая такого поворота событий, – моя горничная, ваше величество. Мне хотелось бы, чтобы она была при мне. Ее имя Кейт. Она в Уэверби-Хаусе.

– Но у нас много слуг, можете выбрать любую.

– Вы очень добры, ваше величество, но это особенная девушка. Она квакерша, очень тихая, и послужит мне утешением в эти печальные часы моего одиночества.

– Квакерша во дворце?

Король рассмеялся, схватил извивавшегося щенка и игриво подул ему в ухо.

– Это смутит всех – и католиков, и протестантов, и особенно осложнит наши непростые отношения с пуританами.

Он рассмеялся еще громче и веселее.

Анна знала, что у короля есть все основания не любить пуритан, и ему приятно вызвать их недовольство. Пуритане обезглавили его отца и изгнали из страны его самого без единого пенни на милость иностранных королей, за счет которых он и жил до тридцати лет.

– Да ради Бога, пусть ваша квакерская горничная будет при вас, – сказал король и, бросив на нее последний пронизывающий взгляд, ушел в сопровождении своих шумных собак, придворных и телохранителей.

Анна испустила вздох облегчения и почувствовала руку Барбары Каслмейн на плече.

– Пойдемте, – сказала она и повела Анну в роскошные апартаменты мимо детской, приготовленной для нового младенца, в спальню с огромной кроватью под пологом, едва ли уступавшей размерами барже доктора Уиндема.

Следуя примеру графини Каслмейн, Анна сняла платье и бросила его на пол, чтобы оно никогда больше не напоминало ей о ее замужестве.

Предвосхищая вопросы и не желая хранить настороженное молчание, Анна заговорила первая:

– Миледи Барбара, я понимаю, сколь высокую честь оказывает мне его величество, но не хотела бы стать его любовницей.

Леди Каслмейн не поверила Анне.

– Я собственными глазами, видела, как вы кокетничали с королем. Неужели это было притворством? В таком случае вы глупы и потому еще более опасны, поскольку дурочку трудно понять.

Поскольку терять Анне было нечего, она решила пойти ва-банк и рассказать графине все, в том числе и о флаконе с овечьей кровью. Закончив свой рассказ, Анна сказала:

– Как видите, леди Барбара, – голос ее дрогнул, – я вынуждена выполнить свою часть сделки ради спасения моего разбойника и потому не могу быть вашей соперницей. Как только король устанет от меня, я вернусь к Эдварду и надеюсь провести остаток своих дней в деревне, ожидая возможности отомстить, а также закончить свою жизнь.

Графиня Каслмейн зябко передернула плечами.

– Кто-то гуляет по моей могиле.[3]Эта история способна вызвать призраки или даже самого дьявола.

Графиня скептически оглядела Анну:

– Вы либо великая актриса, способная затмить Нелл Гвин, или ваш Джентльмен Джонни – самый замечательный из мужчин, если способен заставить вас пойти ради него на такие жертвы. Расскажите мне о нем побольше. Этот дьявол Уэверби заслуживает виселицы, если посмел оскопить такого мужчину.

Анна кивнула, и слезы брызнули на ее сложенные руки.

– Ладно. Вы мне еще расскажете о вашей любви подробнее, – сказала Барбара Каслмейн. – Сейчас мы обе устали. Младенец становится все тяжелее, как бывает с мальчиками.

Барбара улыбнулась при мысли о том, что носит мальчика и, возможно, наследника английского трона.

– Давайте спать. Поговорим завтра утром.

Анна заснула почти тотчас же. Она не стала противиться Морфею, потому что знала, что только во сне встретится с Джоном Гилбертом, и все счастливые моменты, проведенные с ним, будут без конца повторяться.

В полудреме Барбара Каслмейн с интересом смотрела на спящую соперницу. Она не знала, стоит ли верить рассказу Анны и какая его часть правдива, но поверила, что Анна не желает короля, как она опасалась. Конечно, это дитя не знает, что женщина может постепенно полюбить мужчину, особенно столь щедрого и внимательного в постели, как Карл.

Если у графини Каслмейн и была надежда стать герцогиней Кливленд, что было ее давним и заветным желанием, она понимала, что следует действовать быстро, иначе король увлечется этой красивой молоденькой девушкой. Особенно если поймет, что ей не нужны титулы. В этом случае он непременно захочет одарить ее ими. Как опасна может быть новая любовница для старой!

Но что делать с этой девушкой и как действовать? Сто лет назад метресса могла спокойно опустить капельку яда в чашку соперницы, но наступили новые времена, требовавшие более дипломатического подхода. А это было чертовски сложно.

Барбара Каслмейн устроилась поудобнее на своей стороне кровати и уже почти уснула, когда услышала, как тайная дверь в другом конце спальни открывается. Глаза ее были почти закрыты, и она не приветствовала появление короля, но испытывала любопытство. Что он станет делать?

Его величество не вошел в комнату, а лишь посмотрел на обеих женщин. Одна из них носила его ребенка и пленяла зрелой красотой. Вторая, чистая и нетронутая, если верить этому дураку епископу, казалась прелестной с копной восхитительных огненно-рыжих волос, разметавшихся на подушке. Под шелковым покрывалом обрисовывалось ее изящное маленькое тело.

Карл, возбужденный, со вздохом почесал ноющий пах.

«Интересно, – подумал он, открывая потайную дверь, – бодрствует ли еще королева?»

Глава 18

Новая метресса короля

Джон Гилберт шагнул к поручням, чтобы облегчиться, и точно нацелил струю по ветру.

Он грустно улыбнулся при воспоминании о том, с чем чуть было не расстался. Его спасло кольцо с изумрудом и естественное нежелание мужчины лишать себе подобного его лучшего украшения, хотя ему пришлось претерпеть побои и он вопил изо всех сил, чтобы лорд Уэверби испытал удовлетворение. Это было что-то вроде гамбита.

Его лордство был рад удовольствоваться членом, отрезанным от трупа человека, умершего от чумы. Да будет проклята злобная душа Уэверби, и да будет ему уготован ад!

– И что же случилось, когда ты остановил ее карету? – обратился к нему один из стражей, жаждущий услышать продолжение его рассказа.

– Ну, я самым любезным тоном попросил леди выйти, – ответил Джон Гилберт, изображая поклон. Он решил подружиться с этими моряками, надеясь извлечь из этого пользу.

– И тогда, – обратился к нему другой моряк, – что случилось тогда?

– Она заплакала, как брошенный младенец, и это глубоко меня тронуло.