Книга Стоя под радугой - Фэнни Флэгг

Прежде чем закончился этот день и все отправились по домам, случились две важные вещи.

1. Хэмм окончательно понял, какая государственная служба ему по душе.

2. Хэмм познакомился с Сесилом Фиггзом.

Эммет Кримплер

Беатрис Вудс первая позвонила Дороти и рассказала, что случилось с Минни. Дороти немедленно взялась за телефон и позвонила Бетти Рэй, та подхватила ребенка и поехала к матери.

– Дорогая, можем ли мы с Доком как-нибудь помочь? – спросила Дороти при следующем телефонном разговоре.

– Спасибо, – сказала Бетти Рэй, – но не представляю, чем тут поможешь. Я за нее так волнуюсь – к врачу не идет и уже три недели ничего не ест.

– Ах ты господи. Ну, тогда просто держи меня в курсе и знай, что мы все шлем тебе нашу любовь.

После похорон Минни велела мальчикам и дяде Флойду:

– Везите меня домой.

Ее посадили в автобус и повезли, Минни всю дорогу проплакала. Добравшись до постели в своем маленьком доме в Сенд-Маунтине, она сказала:

– Я не могу жить без Ферриса. Я приехала домой умереть.

Все так расстроились, что вызвали священника, преподобного В. В. Нейлса, чтобы за нее помолился. Но ничего не помогло.

– Незачем, преподобный Нейлз, – сказала Минни слабым голосом. – Да… Хотя я часто захаживала в долину тени смертной – высокое давление, диабет, артрит, подагра, – я всегда вымаливала себе дорогу обратно. Но теперь не хочу обратно. Буду просто лежать и читать Библию, пока не помру.

Преподобный В. В. Нейлз вышел из спальни и доложил:

– У этой женщины душа заболела от горя, и ей ничто не поможет, разве что чудо.

Все ее умоляли. Бетти Рэй плакала и упрашивала съесть хотя бы крекер. Тщетно. Дом был завален цветами и письмами поклонников. Кукла Честер то и дело прокрадывалась в спальню Минни и молила ее своим деревянным голосом:

– О, Мама Отман, встань, ты нам нужна. Что без тебя станется с семейством Отман?

– Малыш Честер, – отвечала Минни, – милый ты мой, я потеряла желание петь, когда мы потеряли твоего дядю Ферриса. Позаботься о Флойде и будь хорошим мальчиком.

Флойд, не в силах этого вынести, снова заперся в ванной комнате.

Бервин и Вернон зашли к матери, но что сказать, не знали. Она взяла их за руки и произнесла:

– Мальчики, музыка оставила мое сердце. Вам и всем остальным придется быть храбрыми и жить дальше без меня.

Во всем мире госпела строилось множество догадок. Авторы статей в «Сингинг ньюз» пытались угадать, станет ли смерть Ферриса концом для Отманов. Кто-то даже позвонил и спросил, не продают ли они автобус.

Но помощь уже приближалась – в упаковке ростом под два метра, и звали ее Кримплер. Спустя несколько дней к дому подъехал зеленый «студебекер», и из него вылез высоченный человек.

Вернон первым увидел его и воскликнул:

– Это же Эммет Кримплер!

Мальчики ворвались в спальню матери:

– Тут кое-кто приехал тебя навестить, мама.

Минни к этому времени была уже так слаба, что с трудом могла сесть. Эммет вошел, остановился в ногах кровати и запел «Все милее с каждым годом уходящим».

Баса красивее она еще не слышала.

Допев, он сказал:

– Минни, если ты меня слышишь, я приехал сказать, что могу петь с тобой, если ты захочешь.

Минни чуть привстала на постели. Эммет Кримплер считался одним из величайших басов в музыке госпела. Он сказал, что ему приснилось, будто Феррис пришел к нему и велел оставить группу, в которой он поет нынче, и занять его место.

Через час Минни сказала Бервину:

– Беги-ка в кафе, закажи мне жареной картошки и сэндвич с ветчиной и сыром.

Эммет не упомянул, что он и без того уже год как собирался бросить «Мальчиков Гармонии», но это неважно. Его приезд стал тем самым чудом, на какое уповал преподобный Нейлз.

Минни потеряла более тридцати пяти фунтов веса – и Отманы снова вышли на дорогу!

Человек для народа

Хэмм Спаркс не был, как уже говорилось, особым красавчиком, не слишком высокий и среднего телосложения. Карие глаза, каштановые волосы. Но кое-что в нем имелось – шарм и некие природные чары, о которых он не догадывался. Есть определенная притягательность в человеке, который точно знает, чего хочет и без обиняков дает понять, как бы ты мог ему помочь и что можешь ожидать взамен.

Но главное очарование Хэмма крылось в том, что в отличие от большинства амбициозных людей он за свои слова отвечал. В нем не было ничего фальшивого, он искренне верил, что все ему друзья и что он всем друг. Верил, что он – тот, кто вступится за простого работягу или за тех, кого угнетают. А еще он постоянно жаждал битвы. Кулаки у него были всегда наготове. Человек он был хороший, только излишне упрямый.

Когда власти Долины Теннесси решили на их фамильной земле построить дамбу, чтобы снабжать электричеством весь регион, его отец боролся долго и яростно. Но это не помогло. Администрация затопила весь район, и у них ничего не осталось. Большинство затронутых этими пертурбациями жителей города Норриса, штат Теннесси, извлекли выгоду из ситуации и стали работать на правительство, но только не его отец. Он отказался принять должность или поехать жить в городок, построенный компанией. Он переезжал с семьей с места на место и потратил оставшиеся годы жизни, крася крыши амбаров по всему Югу. Работа была тяжелая, денег приносила мало и в конце концов убила его в возрасте сорока одного года. И сын его считал, что отец умер героем. Тот часто повторял:

– Сынок, если правительство может обворовать человека и это сходит правительству с рук, что это за демократия? Пожертвуешь одним ради так называемого блага большинства – и получишь социализм. Если бы меня попросили отдать землю, я бы, может статься, и отдал. Я не настолько туп, чтобы не понимать пользы электричества, но когда не дают выбора – от этого случаются войны. Вот за что я боролся – за свободу от правительства. За право владеть собственной землей. А они, поганцы, пришли и забрали ее. Этого нельзя простить.

Это событие навсегда изменило его отца и жизнь всей семьи. И сделало Хэмма яростным борцом за права человека. За его собственные права и права других людей. В этом вопросе он был как лошадь в шорах – не мог посмотреть ни вправо, ни влево. Теперь, когда война и Депрессия остались позади, он считал, что благотворительные программы Рузвельта нужно свернуть. Он не питал сочувствия к тем, кто мог работать, но не работал. Он не понаслышке знал, какой удар по человеческому достоинству наносят подачки. Один-единственный раз он принял помощь федерального правительства – в тот ужасный день после смерти отца. Матери было совсем худо, и ему пришлось идти пешком до Ноксвилля, чтобы получить продукты. Хотя они не были подписаны на социальную помощь, женщина в офисе соцобеспечения сжалилась и выдала ему пакет, где лежала банка фасоли, кусок говядины, несколько картошин, мука и сахар. Он взял его и глотал слезы всю дорогу до дома, представляя, что чувствовал бы отец. Но они почти умирали с голоду и все съели. Потом он вышел во двор и сунул два пальца в рот. Его тошнило от стыда. В тот день он поклялся больше никогда ничего не брать у правительства.