Книга Убийство по лицензии - Светлана Успенская

Ему надоели набедренные одежды из травы и вызывающая желто-оранжевая пожарная раскраска кожи. Ему захотелось надеть пиджак, галстук, прокатиться в быстрой машине по Кутузовскому с мигалкой, разгоняя ошалелые «шестерки», «Москвичи» и даже иномарки попроще. Наверное, это была та самая ностальгия, о которой Батырин много читал, но никогда ее до сих пор не испытывал. Он снова стал подумывать о том, как бы ему выбраться из африканской глуши. Однако сказывалось расслабляющее действие южной природы: когда тебе на тарелочке с голубой каемочкой три раза в день приносят пищу и не требуют ничего взамен, кроме нескромных выкриков «макумба бебе», а три прелестные шоколадки с приплюснутыми носами стараются перещеголять одна другую в любовной эквилибристике, невольно оттаиваешь душою.

Однако с течением времени положение Батырина в племени значительно ухудшилось по сравнению с первоначальным. Божество — оно на то и божество, чтобы карать и миловать. Если перестает карать, забывает про свои должностные обязанности, то начинает терять авторитет. Батырин вплотную столкнулся с разложением в некогда благожелательных и послушных рядах туземцев.

Все началось с мелочей. Несколько раз мужчины вернулись с охоты только с мелкой добычей, а потом стали возвращаться вообще без трофеев — наивные аборигены, должно быть, думали, что раз у них в приятелях сам макумба бебе, то дичь должна самостоятельно лезть к ним в сети, связывать себе ноги и вешаться на жерди кверху копытами. Дичь, однако же, так не считала, она по-прежнему резво убегала при появлении охотников, удивленных своими неудачами. В среде воинов росло недовольство.

Кроме того, на поля возле деревни напало стадо диких обезьян и подчистую вымело все огороды, оставив племя без пропитания. Теперь и женщины перестали виться перед Батыриным влюбленными кошками и лишь презрительно фыркали, а некоторые даже плевали в его сторону, проходя мимо. Надо сказать, что они плевали довольно метко, попадая иной раз божеству прямо в лицо.

Ощутимая конфронтация наступила у Батырина и с вождем — тот почувствовал, что падение авторитета божества влечет за собой и прямо пропорциональное падение рейтинга самого вождя, и это ему не понравилось.

Прохладца в отношениях вождя с божеством, начавшаяся с недоброжелательных взглядов и неодобрительных покачиваний головой, вскоре сменилась открытой оппозицией: в одно прекрасное африканское утро Батырин услышал выразительный шепот у себя за спиной. По роду своей деятельности он хорошо знал интонацию этого шепота — сам не раз участвовал вот в таких шепотках, заканчивавшихся обычно свержением правящего кабинета и отставкой правительства. Поэтому он понял, что дело плохо и надо срочно завоевывать авторитет в племени и готовить пути к отступлению — из лона матери-природы в лоно воспитавшей его цивилизации.

Однако как это сделать, он плохо пока представлял. Грозное сведение бровей на переносице, долженствующее укрепить авторитет гостя среди туземцев, несколько озадачило членов племени, но не возымело должного эффекта. Грозные крики «макумба бебе, на хрен!» и топанье ногами также остались без особого внимания. Далее неприятности продолжали нарастать с печальной регулярностью, и вина за них ложилась непосредственно на само божество. Ряд событий еще более обострил напряженную ситуацию в племени.

Во-первых, однажды ночью на деревню напал раненый леопард, который не мог охотиться в джунглях из-за своего увечья и предпочитал более легкую добычу. Он перетаскал всех кур. Утром Батырина разбудил вой горевавших по своим квохчущим любимицам женщин и плач испуганных детей. Поскольку теперь Батырину любое лыко ставилось в строку, он понял, что в происшествии обвиняют именно его, как лицо, прошляпившее нападение леопарда.

Во-вторых, начался сезон дождей, и безжалостный тропический ливень, безрассудно швырявшийся молниями, будто это были бумажные фантики, убил двух туземцев, забывших о технике безопасности и пережидавших ливень под раскидистым, одиноко растущим на поляне деревом. Все бы ничего, об убиенных воинах даже никто и не вспомнил бы за сытой отрыжкой после их съедения, однако этот тропический ливень убил также еще трех свиней, что было гораздо хуже. Такая халатность племенного бога, допустившего резкое падение поголовья домашних животных, жестоко преследовалась аборигенами. Батырин чувствовал, как над его головой сгущаются тучи.

Катастрофа разразилась неожиданно. В деревню прибежал испуганный мальчик лет десяти, который доложил, что тигр только что задрал одну из жен вождя, причем, что обидно, самую молодую и аппетитную, которую, вполне возможно, сластолюбивый старец оставил персонально для себя на черный день.

В племени начались горькие стенания. Немилость судьбы и бездеятельность племенного божества жестоко огорчили бедных туземцев. Женщины рыдали, посыпая себе головы пылью, а мужчины вообще обрились наголо, пытаясь умилостивить безжалостный рок. При этом склочный вождь что-то пламенно декламировал и выразительно простирал руку в сторону хижины макумбы бебе, призывая закончить дело самосудом.

Осознав все это, Батырин принял единственно верное в этих жутких условиях решение — бежать. Тем более, что и его любимая жена Ньяма знаками предлагала ему спастись бегством, умоляюще показывая в сторону леса. Немного останавливала политика мысль о голодном тигре, бродящем по периметру деревни, как голодная овчарка на привязи, но туземцы в данной ситуации казались еще страшнее. Они уже пританцовывали вокруг костра, точили каменные ножи, били в барабаны и угрожающе выкрикивали некогда доброжелательно звучащие слова «оле, оле».

Когда депутат Государственной Думы Батырин, предводитель Партии национального единства, авторитетный политик, примерный муж и семьянин, добрый друг, любящий отец и прочая, прочая, прочая, решил удирать, было уже поздно — хижину окружили голодные дикари, напряженно сглатывая слюну в предвкушении ужина.

Ньяму оторвали от ее любимого супруга и божества. Некогда уважаемого члена племени, великого макумба бебе, грубо вытащили за руки и за ноги из хижины и с восторженными криками понесли к костру. Напрасно Батырин пытался на весу держать речь, говоря:

— Товарищи… Ваши действия чреваты осложнением международной обстановки и политическим конфликтом с Россией… Одумайтесь, товарищи, можно разрешить ситуацию мирным путем…

Но его никто не слушал. Женщины деловито подкладывали веточки в костер, украдкой поглядывая на аппетитное жирное тело низложенного божества. Мужчины тащили толстый заостренный кол, о назначении которого Батырин догадывался еще в начале своей африканской эпопеи. Столетние старушки, тряся черными отвисшими грудями, напоминавшими вывернутые наизнанку карманы старого демисезонного пальто, удовлетворенно кивали, деловито готовя посуду для порционных кусочков. Старики оценивающе оглядывали тушу, предназначенную к съедению, судача о том, какой величины шматки мяса достанутся им. Вождь в это время молился, грозно сверкая белками на черном морщинистом лице, и плотоядно облизывался.

А Ньяма, его любимая, обожаемая жена Ньяма, так любившая дремать рядом со своим господином и повелителем, доверчиво положив свою черную эбонитовую голову на его белое плечо, успевшее покрыться в джунглях золотистым загаром, в это время деловито достала из-под изголовья жесткой циновки обыкновенный черный радиотелефон и что-то озабоченно залопотала на неизвестном языке, встревоженно поглядывая на тлеющие угли костра и столбик дыма, вызывавший слюноотделение у аборигенов.