Книга Свидание вслепую - Ежи Косински

Ему хотелось знать, жестоки ли люди по своей природе и понравились ли бы им развлечения, которые ему доводилось видеть в некоторых европейских городах? Испытали бы они удовольствие, наблюдая за тем, как пестрые утки выделывают немыслимый танец на металлической платформе, если бы знали, что к платформе присоединена батарея и утка получает электрический удар всякий раз, когда ступает по ней своими перепончатыми лапами? Забавлял ли бы их человек, который заправляет брюки в сапоги, потом запускает в широкие штаны двух кровожадных крыс, застегивает ремень и ждет, пока сквозь ткань не начинает просачиваться кровь? Зрители в ужасе шарахались, убежденные, что крысы поедают его плоть. Человек кровоточит все сильней и сильней, и, когда все присутствующие уже уверены, что сейчас он упадет замертво, он улыбается и расстегивает ширинку. Оттуда выпадают две мертвые крысы, а следом за ними выскакивает маленький хорек, в пасти которого еще видны ошметки крысиного мяса.

Всматриваясь в лица незнакомых людей, Левантер испытывал сожаление, что в его профессии ценность личности определяется исключительно мерой причастности к грандиозным планам своего предприятия, где единственным стимулом обычно является получение выгоды. Ему следовало бы иметь профессию, связанную с изучением того или иного конкретного человека. Поэтому-то он и завидовал своему приятелю, знаменитому специалисту по пластической хирургии.

Хирург рассказывал о своих операциях как о чем-то обыденном. А ведь для каждого пациента операция вполне могла оказаться важнейшим событием в жизни — независимо от того, исправлял ли он заячью губу, менял форму носа или руки, делал подтяжку на лице, придавал новую форму грудям, бедрам, ягодицам, устранял шрамы, оставшиеся после болезни или несчастного случая.

Левантер присутствовал при нескольких операциях и видел проникающую в живую ткань сталь, пропитанную кровью вату, обтачивающий кости резец, врезающийся в кожу скальпель. Его восхищало мастерство хирурга, его способность изменять черты лица, его умение так оттягивать кожу от мышц, что его рука в перчатке проникала внутрь, словно в карман. Левантер видел, как прижигают открытые вены и выступают капельки горячего жира; как извлекают шарики жира, желтые, как намасленные зерна кукурузы; как пальцы, движущиеся быстрее, чем у швеи, завязывают узелки на рядах крошечных нитей.

Левантер провел в операционном зале многие часы и с восторгом, любопытством, восхищением наблюдал, как хирург обращается с плотью. Увлеченность его приятеля не нуждалась в объяснениях — ее причина незримо присутствовала в результате, а результат был очевиден: победа разумного человека над слепой природой.

Чтобы заключить сложную сделку, в которой участвовали компании, расположенные на обоих побережьях Америки, Левантер снял дом в районе Беверли-Хиллз, неподалеку от Сьело-Драйв, и курсировал между этим домом и своей квартирой в Нью-Йорке.

Ему не хотелось включаться в шумную жизнь Лос-Анджелеса, и он ограничивался только случайными встречами. Однажды в университетском книжном магазине Левантер обратил внимание на одну молодую женщину. Она проходила мимо полок с книгами в мягкой обложке, иногда останавливалась, чтобы прочесть название на корешке. Следуя за ней, Левантер подумал, что в ее манере есть что-то неуловимо девичье, хотя выглядела она вполне взрослой и могла оказаться, например, студенткой университета. Молодая женщина остановилась, чтобы взять книгу с полки. Он хотел уже пройти мимо, как вдруг она обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Вы меня преследуете? — спросила она.

Вопрос застал Левантера врасплох.

— Да, — сказал он не очень уверенно. — Я наблюдал за вами.

Она не отводила взгляда.

— С какой целью? — спросила она.

— Вы мне понравились, но я не могу понять почему. Я очень жалею о том, что вы не продаетесь, как книги. Хочу выяснить источник своего желания.

Она смотрела на него испытующе:

— Ну и что, выяснили?

— Пока нет. Для этого необходимо время, — ответил Левантер.

Она положила книгу на место и взглянула на стоящие на стойке у кассы часы.

— У вас есть еще три минуты, — сказала она с улыбкой, — после чего я ухожу.

— Можно мне пойти с вами? — спросил Левантер.

Она обернулась к нему.

— Нет, сегодня я занята. — Молодая женщина продолжала на него смотреть. — Но когда-нибудь, когда я буду свободна, я вам, возможно, позвоню.

— Но я могу улететь в Нью-Йорк.

— Я тоже могу там оказаться, — сказала она.

Левантер написал свое имя и номера телефонов на обеих сторонах бумажки.

— На каждом телефоне есть автоответчик, — сказал он.

— Я не оставляю посланий, — сказала она, кладя бумажку в сумочку.

— Как вас зовут? — спросил Левантер.

— Серена.

— Серена… А фамилия?

— Серена! Вам что, встречалось так много Серен?

Дважды раздался автомобильный гудок. Она вышла из магазина и направилась к «седану», за рулем которого сидел шофер. Левантер обратил внимание, сколь грациозно проскользнула она на заднее сиденье. Она не оглянулась, машина тронулась и свернула на бульвар Сансет.

Несколько дней спустя, когда Левантер был в Нью-Йорке и уже почти не сомневался, что никогда больше не услышит ее голос, она позвонила.

— Ну и как, выяснили? — спросила она.

Левантер не понял.

— Что выяснил?

— Источник своего желания?

— Выяснил, — сказал Левантер. — Это вы.

— Как вы это поняли?

— Вы напоминаете мне девочку, к которой я приставал в летнем лагере.

— Так, значит, ваш источник — вовсе не я, а она.

— Нет вы, — сказал Левантер. — Когда мы можем увидеться?

На другом конце провода не раздавалось ни звука, и он испугался, что она повесила трубку. Наконец она сказала:

— Назовите свой адрес.

Серена звонила раз в неделю и только тогда, когда готова была встретиться с ним. Это могло произойти, например, в тот момент, когда Левантер собирался с друзьями в театр и они должны были вот-вот за ним заехать, но для нее он был доступен в любое время. Когда она вызывала его, он звонил своим друзьям и сообщал, что появилась срочная работа и вечером он не сможет составить им компанию. Друзья огорчались: они уже пригласили в расчете на него кого-то из женщин. Левантер извинялся: я — инвестор, шутил он, желающий стать хозяином своей судьбы, но неспособный стать даже хозяином своего собственного досуга.

Когда жужжал зуммер домовой связи и привратник сообщал, что к нему поднимается молодая дама, сердце Левантера начинало с силой колотиться в груди. Но к тому моменту, когда Серена входила в квартиру, ему обычно удавалось вполне успокоиться.

В ней было что-то внушающее доверие. Она всегда тщательно одевалась, но не любила косметики; она выглядела как отправившаяся на свидание в город студентка из приличной семьи. Когда Серена подходила, чтобы обнять его, она всегда казалась Левантеру свежей, неиспорченной. Всякий раз, словно любопытный ребенок, она переворачивала деловые бумаги на его письменном столе, просматривала стопку книг на прикроватной тумбочке, включала и выключала магнитофон, разглядывала висевшие на стене фотографии, изображавшие Левантера на лыжах. Она шла в ванную — Левантер за ней по пятам — и включала воду, потом изучала себя в зеркале и проверяла его аптечку, трогала пузырьки, читала названия лекарств и имена врачей, которые их прописали.