Книга Звезда Козодоя - Миядзава Кэндзи

Как-то раз они увидели две березки, между которыми повис хмель, будто циновка, и написали на стволе: «Пролет кукушек запрещен!»

Будори исполнилось десять лет, а Нэли семь. По какой-то непонятной причине, в тот год, несмотря на то, что уже пришла весна, солнце светило странным холодно-белым светом, не распускались цветы магнолии, которая обычно расцветает, стоит лишь растаять снегу; в мае то и дело шел унылый мокрый снег, к концу июля жара так и не наступила, а из пшеницы, посеянной зимой, не родилось ничего, кроме белесых пустых колосьев. Большинство фруктовых деревьев дало только цветы, которые сразу опали, не завязавшись в плоды.

Затем пришла осень, но на каштановых деревьях не появилось ничего, кроме зеленых плюсок, а самый важный продукт — рис, которым в основном и питаются люди, вообще не уродился. Среди жителей равнины началась паника.

Родители Будори часто возили дрова жителям равнины, а с наступлением зимы, случалось, волокли на санках в город и огромные деревья, однако теперь каждый раз они возвращались домой в унынии, привозя лишь немного муки. Кое-как они смогли перезимовать. Вновь наступила весна, поле засеяли бережно припасенными семенами, однако и новый год оказался таким же, как и предыдущий. Осенью начался настоящий голод. Дети перестали ходить в школу. Папа и мама Будори бросили работу. Они часто говорили о чем-то с озабоченными лицами, по очереди уходили в город, иногда возвращаясь с горсточкой пшена, а иногда и с пустыми руками, мрачные-премрачные Жителям этих мест пришлось питаться зимой горькими желудями, корнями аррорута и папоротника, мягкой корой деревьев. Но когда пришла следующая весна, папа и мама тяжело заболели.

Как-то раз отец сидел дома, крепко задумавшись и обхватив голову руками, потом вдруг встал и сказал:

— Пойду-ка, прогуляюсь по лесу, — и с этими словами, пошатываясь, вышел из дома.

На улице совсем стемнело, но он так и не вернулся. Дети спросили у мамы, что случилось с отцом, но она лишь посмотрела на них, ничего не ответив.

На следующий вечер, когда в лесу уже стемнело, мама вдруг встала, положила в печь побольше дров, отчего в доме посветлело.

— Пойду-ка, поищу вашего папу. А вы оставайтесь дома, ешьте муку, она лежит в шкафу, только понемногу, — сказала мама, и, пошатываясь, вышла из дома.

Дети заплакали и побежали вслед за ней, а она, обернувшись, сказала с. укором:

— Какие же вы непослушные дети!

Спотыкаясь, она поспешно ушла в темный лес. Дети бегали вокруг дома и плакали. Наконец, не выдержав, они пошли за матерью. Миновали ворота из лозы хмеля, бурлящий источник и весь вечер напролет искали маму. Сквозь ветви деревьев блестели на небе звездочки, будто пытаясь сказать им что-то, испуганно взмывали во тьму птицы, однако человеческих голосов слышно не было. Наконец, дети, не помня себя от усталости, вернулись домой и уснули мертвым сном.

Будори открыл глаза, когда уже перевалило за полдень. Он вспомнил о муке и открыл шкаф. Мешки с гречневой мукой и желудями были почти полные. Будори разбудил Нэли, они вместе стали лизать муку, а потом растопили печь так, как это обычно делали родители.

Так прошло дней двадцать, и вот, раздался однажды за дверью чей-то голос:

— Здравствуйте! Есть кто дома?

Решив, что папа вернулся, Будори вскочил на ноги и выглянул за дверь. Однако там стоял чужой мужчина с острым взглядом и держал за спиной корзинку. Мужчина вытащил из корзины круглые моти и бросил их перед детьми.

— Я пришел спасать местных жителей от голода. Ешьте, сколько хотите!

Дети лишь испуганно посмотрели на мужчину, и он снова сказал им:

— Ешьте, ну ешьте же!

Они стали робко есть, мужчина же внимательно посмотрел на них и сказал:

— Вы хорошие детишки. Но на сей раз вам вряд ли поможет то, что вы хорошие. Пойдемте со мной! Двоих мне не унести, но мальчик и так сильный, а если ты, девочка, останешься здесь, то тебе вскоре нечего будет есть. Пойдем со мной в город! Там тебя каждый день будут хлебом кормить.

Вдруг он схватил Нэли, запихнул ее в заплечную корзинку и с громким криком: «Эге-гей! Эге-гей!» побежал прочь. Нэли расплакалась, а Будори побежал вслед за незнакомцем, рыдая и крича: «Вор, держите вора!» Пробежав вдоль леса, мужчина промчался по дальнему полю — оттуда уже едва слышно доносились плач и всхлипывания Нэли.

Будори, крича и плача, преследовал их до опушки леса, но, выбившись из сил, упал на землю.

Шелкомотальня

Когда Будори очнулся и открыл глаза, он услышал над своей головой неприятный монотонный голос:

— Ну, наконец-то, очнулся. Так и собираешься лежать, не евши? Может, встанешь, наконец, и поможешь мне?

Перед Будори стоял мужчина в пальто, одетом прямо на рубашку, и в берете, нахлобученном на лоб, будто шляпка коричневого гриба. В руке у него был какой-то предмет из проволоки, и он раскачивал им из стороны в сторону.

— А что, голод уже закончился? И чем я могу вам помочь? — спросил Будори.

— Раскидывай сеть.

— Прямо здесь?

— Ну да.

— А зачем?

— Будем разводить шелкопряда.

Прямо перед собой Будори увидел каштановое дерево с приставленной к нему лестницей, по которой карабкались двое мужчин: они, казалось, то раскидывали сеть, то скатывали ее, однако ни самой сети, ни даже нитей Будори не видел.

— А разве так разводится шелкопряд? — спросил Будори.

— Конечно. Какой противный мальчишка! Эх, только бы ты не сглазил. Зачем же строить шелкомотальню, если не разводить шелкопряда? Ведь и я, и многие именно этим живут!

— Вот оно что, — хрипло сказал Будори.

— И вообще, весь этот лес мой, я его купил. Хочешь помогать, милости просим, не хочешь — можешь катиться на все четыре стороны. Хотя куда бы ты ни пошел, вряд ли ты сможешь найти себе пропитание.

Будори чуть не заплакал, однако сдержался и сказал:

— Хорошо, я буду помогать. Только как раскидывать сеть?

— Ну, я тебе покажу. Берешь вот это, — двумя руками мужчина растянул что-то вроде проволочной корзины. — Понял? Вот так получается лестница.

Широким шагом мужчина подошел к каштановому дереву справа и повесил корзинку на нижнюю ветку.

— Ну, а теперь лезь с сетью наверх. Давай, залезай!

Мужчина вручил Будори какой-то странный круглый предмет, похожий на мяч. Будори ничего не оставалось, как взять его и лезть наверх. Однако проволочки были тонкими и больно врезались в руки.

— Лезь выше! Еще! Еще выше! Теперь бросай мяч, чтобы перелетел через дерево. Бросай его вверх! Что такое? Что ты там трясешься? Трус ты этакий! Бросай, бросай! Бросай, тебе говорю!

Будори что было мочи запустил мяч прямо в голубое небо, а потом солнце вдруг потемнело, и мальчик вверх тормашками полетел вниз. В следующее мгновенье он очутился на руках мужчины. Он поставил Будори на ноги и принялся ругаться: