Книга Алексей Орлов - Нина Молева

— Ваше величество, я не смогла себя заставить прочесть ваш указ: от чего скончался император?

— От геморроидальной колики. Так установили медики. Со времени переезда в Ропшу, как сказывает Алексей Григорьевич, они шли у него одна за другой. Но Петр Федорович решительно отказался от помощи врачей. Мой указ предлагает всем желающим проститься с бывшим императором по христианскому обычаю, не держа на сердце против него зла. Без злопамятствования.

— В указе о принцессе Люненбургской было сказано: без жадного озлобления. Батюшка часто повторял эти слова. Вы разрешите мне, ваше величество, отдать последний поклон моему крестному отцу?

…Хвоя. Приторный запах хвои. Полутемный храм. Солдатский гроб под простым покрывалом. Четыре свечи по углам. Потертый голштинский мундир без регалий. Вздувшееся посиневшее лицо… Российский император.

Среди монастырских погребений яма. Монахи. Никаких воинских почестей. Проводить в последний путь? Не дозволено. Когда состоится погребение? Когда прикажут. Памятник… О памятнике ничего не известно. Траур при дворе запрещен. Ненужный император…

Часть третья

ЦЕНА ПРЕСТОЛА

Какое зрелище для народа, когда он спокойно обдумает, с одной стороны, как внук Петра I был свергнут с престола и потом убит, с другой — как правнук царя Иоанна увязает в оковах, в то время как Ангальтская принцесса овладевает наследственной их короной, начиная цареубийством свое собственное царствование.

Из донесения французского посла в Петербурге. 1762

ПЕТЕРБУРГ

Дворец Р. И. Воронцова
Р. И. Воронцов, М. И. Воронцов, Е. Р. Дашкова

— Господи, да что уж это делается? Награды, награды, кругом одни награды. Чины, ордена, земли, крепостные души, деньги — будто всю Россию решили наспех раздарить. Что же это за свистопляска такая, может, ты, Катерина Романовна, отцу своему скажешь? Кому как не тебе все мысли новой монархини известны. Сколько лет не разлей вода были, нашептаться по углам не могли. Просвети родителя, чтоб ему не свихнуться на старости лет.

— Не то, братец, удивительно. С каждым восшествием без наград не обходилось, только этим разом в толк не возьму — кого и за что дарят. Со стороны поглядеть, весь двор только того и хотел, чтобы новая государыня на престол вступила. Все, как один, в заговорщиках состояли. А на деле — ведь раз, два и обчелся. Акромя нашей Катерины Романовны да братцев Орловых никого, почитай, и не бывало, да вот, поди ж ты, как дело обернулось.

— Кстати, и то, дочка, поясни, почему тебе-то ничего не досталося: ни орденов, ни богатств. Это как же выходит — по усам текло, а в рот не попало?

— Не захотела я, батюшка, ордена брать.

— Что такое?

— Когда я государыню в поход на Петергоф снаряжала, орден Екатерины с нее сняла, чтоб на Андреевскую звезду заменить. Сняла, в карман платья положила и забыла. Потом горничная нашла, я и поехала по дворец в ту ж минуту возвращать. Государыня меня еще раз поблагодарила и хотела ленту эту на меня возложить, а я отказалась.

— Никак с ума сошла, племянница?

— Да почему же, дядюшка! Объяснить я государыне потщилась, что не ради наград о восшествии ее на престол хлопотала. Что обидно мне чистые мои интенции на ценности менять. Что я ради нее самой, и ничего мне не надо.

— Вот распотешила, доченька!

— И впрямь от удивления ничего сказать не найдешься. А для чего же ты, филозофка наша, старалась? Думаешь, монархам чувства твои потребны? Да он за деньги что хочешь купит, кого хочешь перед троном своим на колени поставит.

— Видно, о семействе родном воронцовском позабыла, Катерина Романовна. Императрица покойная одними деньгами твоей матушки покойной, царствие ей небесное, только и жила. Пока денег матушкиных, сурминских, у Воронцовых не было, чтоб ссужать цесаревну, ей подчас на стол собрать было нечего. Так-то! А вот больно ли императрица Елизавета Петровна Воронцовых отблагодарила? Сама, что ли, не знаешь?

— Что говорить, монархи все на одно лицо. Речи человеческие говорить — это когда власти нет, а пришла власть — знай, свою волю твори, на живых людей не оглядывайся, мертвых и вовсе не поминай, себя ублажай во всю мочь.

— Батюшка, но ведь взяла же покойная государыня сестриц моих старших во дворец малолетками совсем, ни в чем они отказу не знали. Как о родных заботилась.

— Как о родных, говоришь? А кто Лизавету полюбовницей великого князя сделал? Кто, чтоб своего племянничка да наследничка ублажить, о девке не подумал? Не могла государыня своего слова сказать? Не послушался бы ее кто? Или Лизавету, коль на то дело пошло, родному отцу прислать. А теперь-то куда со стыдобой такой? Где жить, как замуж отдавать — ведь не возьмет никто. Не возьмет!

— Да полно, Романушка, мало ли таких случаев при дворе бывало — обходилось ведь, устраивалось.

— И устроилось бы, с грехом пополам, кабы император на троне был, кабы его власть была. А теперь?

— Батюшка, государыня слово мне дала, что ничем Лизу не обидит, время придет — и ко двору пустит.

— Милость какая! Еще и благодарить за нее надобно, в ножки новой самодержице кланяться на старости лет! А кстати, самодержица-то твоя, Катерина Романовна, куда какой расчетливой оказалася. Как нужных да ненужных разобрала. И кто ж бы это ей так ловко подсказывал?

— А то и удивительно, Романушка, что никто. Пока сидела в великих княгинях, все, видать, готовилась да рассчитывала.

— О каком расчете вы говорите, дядюшка? Не такой государыня человек. Вот увидите, не такой!

— Ишь ты, опять в защитницы записываешься! А ты лучше, дочка, сама рассуди. О полюбовнике главном толковать нечего — наградами усыпан, и Александровский кавалер, и действительный камергер, и хозяин несчитанных душ, немереных земель. Мало того — достались ему Гатчина и Ропша в полное владение. Как преемнику.

— Батюшка, не повторяйте — это отвратительно, что он согласился. Он! Ропшу! Ведь говорят же, Алексей Орлов там, подушкой… А вот теперь хозяйничать там будет.

— Будет, будет, доченька, не сомневайся. Это ему в самый смак подвиг-то свой приснопамятный перед глазами видеть. Да Бог с ним! Все четверо его братцев немногим меньше получили.

— Сказывали, Алексей Григорьевич сам поместья-то выбирал. С государыней не соглашался, резоны свои представлял.

— Точно не знаю, а не удивился бы. Вот ты лучше посмотри — кого дальше-то государыня уважила: князя Волконского Михаилу Никитича да Никиту Ивановича Панина. Ты их среди заговорщиков видела? Михайле Никитичу до великой княгини дела не было, а наш Никита Иванович всеми силами от переворота отговаривал, да и не хотел государыню на престоле видеть. Не так разве?

— Погоди, погоди, братец, все ты разобрал да не все понял. С князем дело особое — против пруссаков воевал, потому и покойному императору неугоден был. Его ли не уважить, чтоб армия знала — иные у новой монархини мысли.