Книга Сибирская Вандея - Георгий Лосьев

Вскоре на одном двухэтажном доме по Гудимовской улице появилась новенькая вывеска – небольшой прямоугольник толстого зеркального стекла, а на обратной стороне, на черном фоне, золотом: «Полномочное Представительство ВЧК по Сибири».

На вывеску-новинку сперва дивились и даже специальдо приходили полюбоваться, тем более что наружного караула у Представительства не было, только внутренние невидимые посты.

Павлуновский ездил на завод «Труд», на Сухарный завод, на мельницу, делал доклады на рабочих собраниях, а в депо даже специальное дежурство у рабочих установили, и был первым общественным дежурным ВЧК известный в городе большевик Яков Никифорович Ревчуков, портрет которого нынче висит в Новосибирском городском музее.

Это была одна из форм новой чекистской работы, которую привез с собой из Москвы первый полномочный представитель ВЧК по Сибири, первый уполномоченный Народного Комиссариата путей сообщения по Сибири и первый председатель Сибирской детской комиссии ВЧК, член Сибревкома Иван Петрович Павлуновский.

Пришла зима. Случилась тут одна памятная старым новониколаевским коммунистам ночка. Собрались в огромном зале Губчека. Слушали короткие страстные речи…

– Этой ночью новониколаевская парторганизация должна покончить с контрреволюцией одним ударом!

Кто это говорил?… Гошка Лысов не запомнил. Может, секретарь Губкома Ястржембский, а может быть, Емельян Ярославский. Они были очень похожи, Ястржембский и Ярославский, – оба невысокие, но крепко сбитые, оба разлохмаченные, оба в пенсне на черных шнурочках и в старомодных костюмах-тройках.

А потом каждый, у кого не было «собственного» оружия, получал наган и патроны в кабинете секретаря Губчека, веселого и добродушного латыша Ломбака, и расписывался на корешках ордеров.

Их было двести, двести коммунистов и комсомольцев.

В ту ночь каждый получил по шесть-десять ордеров на право обыска и ареста. Во дворе Губчека их ждали красноармейцы – беспартийные парни из рабочих и крестьян, но вели они себя в эту операцию как коммунисты.

Доктор Николаев запер кабинет на ключ и, сидя в шлепанцах, составлял очередную сводку в Губздравотдел о поступивших в Изопропункт и умерших тифозных. Вдруг за дверью послышался странный шумок…

Андрей Иванович тихонько поднялся с кресла, прислушался: кто-то осторожно ходил по комнатам…

Доктор дунул в ламповое стекло и, схватив свой крохотный «дамский» браунинг, метнулся к окну, да вспомнил, что Екатерина Ивановна и сторож Нефедыч вставили накануне вторые, зимние рамы. Доктор не растерялся, нажал всем телом на оконные створки – посыпались стекла, лицо и руки доктора искровянились, он зажмурился, протискиваясь сквозь торчавшие из рамы осколки, и выронил пистолет…

Вдруг чьи-то руки помогли ему снаружи.

– Ну-ну!.. Еще маленько!.. Еще чуток, ваше высокородие. Тс-с-с!.. Тише, тише!.. Сюда ступайте, сюда, тут лучше будет. А вы не обумшись даже… Сейчас посвечу. – Нефедыч окончательно поставил доктора на ноги и открыл заслонку железнодорожного фонаря.

В кромешном мраке осенней ночи вспыхнуло пятно, и где-то во дворе тоже мигнуло светлое пятнышко.

– Осторожно, вашескородие, – продолжал шептать Нефедыч. – Полно их в сосняке.

– Чекачи или военные? – тоже шепотом спросил доктор.

– Темно, пес их разберет. Много… Пойдемте тропкой ко второму бараку, пересидим там, пока они в дому шарятся, а потом – к берегу, живым манером: там у меня лодка приготовлена.

– Молодец! – похвалил доктор.

– Вечор с охоты воротился. В лодке и бердана и дробовик.

– Эх, жаль, браунинг я обронил!

– Да бог с ём, вашескородие!.. Сказываю: в лодке бердана и ружье – есть чем отбиться, коли незадача выпадет. Вот и барак… Передохнем и айда в лодку!

Доктор перешагнул через порог и… споткнулся о подножку Нефедыча, растянулся на грязном, заслеженном полу.

– Не зашиблись? Дозвольте ручки, вашескородие… – все так же ласково, но уже почему-то громко сказал Нефедыч.

Он заломил руки за спину ошеломленному доктору и мгновенно связал кисти и локти.

– Вот так лучше, вашескородие, господин доктор. Тут Екатерина Ивановна побудет с вами.

Снова открылась заслонка железнодорожного фонаря, из мрака выплыло строгое лицо Екатерины Ивановны, в руке у нее блеснула револьверная сталь. Нефедыч распахнул двери и трижды поднял и опустил фонарь.

В барак вошли. Кто-то спросил:

– Есть?

– Вон лежит, отдыхает. Окровянился малость, а так – ничего, в целости, сохранности.

– Пусть полежит до утра.

Андрей Иванович зашевелился.

В доме Дядя Вани по Кабинетской улице тихо беседовали хозяин и некий приезжий гость из Томска.

Томич информировал:

– Справочник-перечень судов Обь-Иртышского бассейна составлен, проверен и передан для печатания в типографию.

– Слава богу, хоть одно дело довели до конца! Не подсекут совдеповские?

Гость ухмыльнулся.

– Нет, не подсекут! Дело в том, что в конспирации теперь нет никакой надобности. Мы пропустили рукопись через большевистскую цензуру и тем самым заранее облегчили выполнение заказа через самих «товарищей». Мы только добавили одну графу: там, где сведения о машине, о тоннаже, рядом с новым названием парохода, баржи, лихтера – старое, а также сведения, кому принадлежало судно до национализации. Правда, пришлось предварительно в Сибопсе и в Рупводах долго протаскивать идейку, что, мол, в связи с переименованием судов произошла невероятная путаница на местах и в судовых формулярах неразбериха. Комиссар Сибопса сказал: «Быть по сему!»

– Какой решительный господин!

– Теперь у нас есть печатный официальный документ, которым сами господа большевики подтверждают свой грабеж. Когда, наконец, японские войска прорвутся к нам из Забайкалья, – нетрудно будет установить настоящего хозяина какого-либо кораблика и ввести его во владение при помощи этого бесспорного документа, подписанного большевистскими деятелями…

– Да, это лучше, чем тайные списки… Молодцы, молодцы!

– Ну а теперь вы расскажите, как идут дела в Новониколаевске?

– У нас? Плохо, – вздохнул старик. – Очень плохо. Провал за провалом. Чекачи всюду насовали своих людей: большевистская агентура вскрывается нами в самых неожиданных случаях.

– Ликвидируете?

– Что толку? Участок-то все равно провален. Надо перебазировать точку, а это – сложно. Снова и снова приходится работать ощупью.

– Ничего, – успокоительно заметил гость. – В драке не без плюх. А с колыванцами как? Скандально, говорят…

– С колыванцами? Как и следовало ожидать, полный разгром!.. Вы помните Рагозина, которого Иркутск в конце зимы нам презентовал вместо «девятого»?