Книга Заговор против террора - Алекс Маркман

— Загляни ко мне на минуту.

По голосу Кирилл заподозрил что-то неладное. Он примчался, не теряя ни секунды. Панин сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на стопки бумаг, аккуратно разложенные на столе.

— Что случилось?

— То, чего я ожидал, — безучастно ответил Панин. — Приказано мне передать тебе вот эти дела. — Он кивнул в сторону бумаг. — Забирай их. Там же дело Шигалевича.

— А. ты?

— Сейчас меня арестуют. Быстро забирай и уходи. Готовься к худшему. Скоро будет много арестов в МТБ.

Домой Кирилл возвращался не спеша, в глубокой задумчивости. Торопиться было некуда: Софа недавно, хотя и не без труда, получила запись в трудовой книжке: «уволена по собственному желанию». Сказала, что уезжает к тетке в Ленинград. Заперла комнату, оставила ключ у Кирилла, и вся заплаканная уехала к его матери.

Как Кирилл ни откладывал допрос Шигалевича, а этот день наступил, как дни, и начался хмурым рассветом. Сердце гулко стукнуло, когда Шигалевича ввели в его кабинет. Выглядел он много старше своих лет, неопрятно и угрюмо. Кирилла сразу узнал, но не подал виду. Он смотрел Кириллу в глаза твердо, сурово, с ненавистью, в которой проглядывала усталость.

— Здравствуйте, Арон Исакович, — начал разговор Кирилл, облизывая пересохшие губы.

Шигалевич ничего не ответил.

— Не буду повторять вам, в чем вас обвиняют, — Кирилл не мог сообразить, с чего начинать допрос.

— Можете повторить, — отозвался Шигалевич надтреснувшим голосом. — Это ничего не изменит.

— Знаю, знаю, — согласился Кирилл. — Не буду настаивать, чтобы вы признали свою вину. Ведь никакой вины нет. Но я вынужден соблюдать формальности.

Шигалевич презрительно опустил уголки губ.

— Тогда, может, прекратим допрос сейчас, и вы отправите меня обратно в камеру?

— Формально я должен задать вам несколько вопросов по существу обвинения. Отвечайте так, как считаете нужным.

Шигалевич хмыкнул.

— Никак не нужно.

— Хотите курить? — спросил Кирилл и подвинул Шигаловичу пачку «Казбека».

— Нет, не хочу. Мне ничего от вас не нужно.

— Послушайте, Шигалевич, — медленно и строго заговорил Кирилл. — Я хочу, чтобы вы, наконец, поняли, я вам не враг. Я сделаю для вас все, что в моих силах. Хотите вы, чтобы я вам помог?

— Я хочу только одного: поскорее умереть, — безучастным тоном ответил Шигалевич. — И не потому, что я не могу больше выносить эти муки. Я вынес бы все, чтобы жить. Я люблю жизнь. Но мне противно видеть вас и вам подобных. Это сильнее физической

боли. Не передать словами, как вы все мне противны. Я — ученый, но моему интеллекту недоступно, каким образом появляются такие люди.

Кирилл глубоко вздохнул, и решил перейти на вопросы по существу дела.

— Вы можете назвать людей, с которыми вы были знакомы в ЕАК?

Шигалевич пожал плечами.

— Я был знаком с Михоэлсом. Но даже на мертвого я не дам ложных показаний. Это был замечательный человек, выдающаяся личность.

— Кого еще вы знали в ЕАК?

— Фефера. Всех, кого вы арестовали.

— А кроме них?

— Кроме них? Вы знаете, кого кроме них.

— Шигалевич, — повысил голос Кирилл, глядя ему в глаза не мигая. — Запомните: я никого не знал, кроме некоторых из арестованных. Никого не знал. Понятно?

Искра понимания вспыхнула в глазах Шигалевича. Он уставился себе под ноги.

— Да, да. Я понимаю.

— Я постараюсь сделать для вас все, что могу, Арон Исакович.

— Тогда отправьте меня обратно в камеру.

— Подождите пять минут. Я сделаю последнюю запись.

Глава 4

В столовой во время обеденного перерыва к Кириллу подошел один из сотрудников МТБ, с которым у него последнее время начали складываться приятельские отношения. Работал тот в контрразведке и к следовательским делам не имел никакого отношения. Николай, так его звали, был старше Кирилла на четыре года, провел два года на фронте, был ранен, словом, у них было много общего, и им было о чем вспомнить. Улыбка, простодушная, беззаботная, шальная, не сходила с его лица, но опытным взглядом Кирилл видел далеко не простачка. «А кто не себе на уме в наши-то дни, — рассуждал Кирилл, — да еще в такой организации?»

— Не занято? — спросил Николай.

— Разумеется, нет. Присаживайся. Как жизнь?

Николай выдал одну из своих солнечных улыбок.

— Как в сказке. Чем дальше в лес, тем больше дров. А у тебя?

— У меня? Хотелось бы всегда радоваться, как ты. Ты что, проходил тренировку или от рождения такой?

— И то, и другое. Где-то я читал: лови момент и плюй на остальное. Такое мог придумать только тот, кто работает в нашем министерстве. Слышал я, с Абакумовым крепко обращаются. Да?

— Сегодня Абакумов, завтра — другой, — уклончиво ответил Кирилл.

— Вот, вот. Скоро вам работы подвалит. Между нами: ты в курсе дела, что происходит в Грузии? С мегрелами?

— Знаю кое-что, но никакого задания по этим делам не получал. А что?

— Мы невольно оказались вовлечены с другого конца. Занимаемся грузинской эмиграцией во Франции.

— Что там?

— Понимаешь. Начальство интересуется связями семейства Берии с эмигрантами. Если Берия будет замешан с двух концов, как мегрел и как имеющий косвенные связи с заграницей, здесь такое начнется. Гоглидзе — его человек. Я вот чешу репу; не возвращаются ли веселые времена?

— И сколько же лет ты чешешь репу? — с ехидцей спросил Кирилл. В ответ Николай искренне рассмеялся.

На этом разговор о текущих делах свернулся. Возвратившись к себе в кабинет, Кирилл впал в хмурое раздумье. Знает ли кто-нибудь или, может, догадывается о его связи с Берией? Почему подбираются к Берии? Кто может осмелиться на это, кроме Сталина? Тот факт, что Берия под подозрением, окончательно убедил Кирилла в том, что Берия стоит на стороне законности и потому окружен врагами, которые хотят его свалить. Что бы ни случилось, Кирилл решил остаться верным Берии. С ним справедливость в конце концов восторжествует. Возможно, прав Панин: придет новый царь, и грянут перемены.

Размышления его прервал начальник следственной части. Он с шумом распахнул дверь и лаконично приказал:

— Оставайтесь на месте. Не вызывайте никого на допрос. Ждите моих указаний.

Волна ужаса захлестнула сознание Кирилла, потом отступила, уступив место горестной обреченности. Хоть разумом он и понимал неизбежность этого, но все же надеялся, что конец не наступит так быстро.

Ждать долго не пришлось, в кабинет зашли трое. Один объявил ему приказ об аресте, двое быстро обыскали, сняли ремень и шнурки с ботинок, изъяли содержимое карманов и повели по коридорам. Потом запустили в камеру, воздух в которой был пропитан вонью параши, махорки и протухшей кислой капусты, и с лязгом захлопнули дверь.