Книга НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» - Софи Морган

— Ты что делаешь? — спросил он, когда я принялась копаться в сумочке.

— Заказываю пиццу, — ответила я более раздраженным тоном, чем мне бы хотелось.

— Тебе незачем это делать, — сказал он еще более раздраженно. — Я сам оплачу этот чертов заказ. Я предложил пиццу, мне и платить.

— Нет нужды. Я ее заказывала, и я в состоянии оплатить.

Он взял у меня из рук планшет.

— Я сказал: заплачу сам.

Я стала забирать планшет обратно, сознавая, что все это недостойная возня.

— Я оформляла заказ на свое имя, так что позволь мне заплатить.

Вдруг он обернулся и в первый раз за все время по-настоящему огрызнулся на меня. Я даже вздрогнула от неожиданности.

— Ты не должна за нее платить. Я не нуждаюсь в том, чтобы ты оплачивала все подряд.

Это укололо меня.

— Я не плачу за все подряд, — а если и так, это что, повод получать по заднице? — Просто сейчас имеет смысл мне тратиться больше, пока ты…

— …пока я не работаю. Я знаю, что не работаю. Спасибо, что напомнила. Я не обратил внимания. Значит, я не работаю и к тому же еще предлагаю заказывать экзотическую еду. Прекрасно!

Меня возмутила такая несправедливость.

— Я такого не говорила. Даже не думала так! И когда я сказала, что ты не работаешь, я не это имела в виду, я вообще ничего не имела в виду, просто констатировала факт. И это прекрасно, что мы в состоянии справиться, пока ты найдешь что-нибудь другое. Пока что у нас все в порядке, — я прервалась, проглотив неожиданный комок в горле. — У нас все прекрасно.

Думаю, он заметил, как изменился мой тон, слышал, как задрожал голос. Его раздражительность вдруг слетела, и он стал робким и тихим. Он запустил руки себе в волосы и вздохнул.

— Мне жаль, Софи. Мне так жаль! Я не хотел грубить. Я — придурок. Просто когда мы съезжались, я не ожидал, что все будет вот так.

Я по-настоящему была счастлива, счастливее, чем когда бы то ни было. А он?

Дерьмо, а чего он от этого ожидал? Я чувствовала, как у меня в груди растет паника. Я по-настоящему была счастлива, счастливее, чем когда бы то ни было. А он? Думаю, он заметил выражение моих глаз, неожиданно погладил мои руки и притянул меня к себе.

— Нет, София, я не это хотел сказать, — он тихо выругался. — Я просто имел в виду, что, когда мы съезжались, я никак не ожидал, что буду не способен содержать себя сам и что тебе придется поддерживать еще и меня.

Я была смущена и разозлилась не на шутку.

— Не я поддерживаю тебя. Мы поддерживаем друг друга.

Он тряхнул головой.

— Сейчас все не так, милая. Сейчас ты тащишь меня. И это замечательно, если ты хочешь это делать. Я — чертов счастливчик, что ты в состоянии, но это меня бесит. Это неправильно.

Я с раздражением тряхнула головой.

— Мы — партнеры. У нас все общее. Когда ты работал, ты зарабатывал значительно больше меня. Может быть, сейчас ты и не работаешь, но очень скоро это изменится, и мы вернемся к привычной жизни. Это просто временное явление. И уж, конечно, это не то, из-за чего стоит испытывать неловкость.

— А я испытываю. И мне не кажется, что все у нас хорошо, — он мог бы сказать, что я стала раздраженной, но выразился по-другому. И заработал очки за честность.

— Ты в курсе, что ты — идиот? Что все это смешно?

Он грустно кивнул.

— Знаю. Идиот. Извини, что я дурею от своего положения, но оно не дает мне покоя, — он замолчал на минуту, потом погрозил мне пальцем.

— Но не притворяйся, что когда было наоборот, ты не чувствовала неловкость. Вспомни, как мы заказывали на дом еду, и ты настаивала на том, чтобы заплатить раздельно, и тот период, когда ты должна была убедиться, что именно ты платишь за билеты в кино и за «все сопутствующее», и, может, тогда ты каким-нибудь чудом разрешишь мне полностью заплатить за ужин? — Он нарисовал в воздухе кавычки, когда говорил: все сопутствующее. От досады на такие слова у меня возникло желание укусить его.

Он был прав. Но не в этом дело.

— Я переросла это, — я сказала почти правду.

Он усмехнулся мне.

— Я знаю. И знаю, что у нас нелепая ссора.

Я кивнула.

— Действительно, дурацкая. Тем более что все это условно — в любом случае это наши общие деньги.

Он снова забрал планшет и начал заполнять данные заказа.

— Разреши мне потратить немного наших сбережений на оплату ужина.

Я ничего не могла изменить, но улыбнулась.

— Прекрасно. Но запомни на будущее: издеваться надо мной за то, что я зарабатываю больше тебя, хотя бы временно — это глупо. Я была о тебе лучшего мнения.

— Знаю. Я жуткий феминист.

Мерзавец.

Даже в период ссор и напряжения мы продолжали вовсю заниматься сексом. Может быть, виной тому соответствие (или скорее увлеченность) наших либидо, но факт остается фактом: большинство дней заканчивалось объятиями и некоторым количеством грубых развлечений. А это значило, что, несмотря на повседневные трудности, мы остались эмоционально близки. Ведь трудно злиться на кого-то, если вы проваливаетесь в сон с переплетенными ногами, а его руки обвивают твое тело — пусть даже одеяло, случайно им сдвинутое, имеет характер жесткого ограничения.

Тем не менее наступил момент, когда неожиданно все перестало казаться таким незыблемым. И, к моему большому удивлению, гроза подошла с сексуальной стороны, а не со стороны неловкости относительно денежных вопросов или других реальных проблем. К тому же все в основном происходило в моей голове.

Дело в том, что расширение границ ведет к тому, что иногда вы не замечаете, как заходите слишком далеко, пока не становится слишком поздно, чтобы вернуться. Я знаю, это фраза из репертуара ярмарочных гадалок, но это — чистая правда. К несчастью, это был вывод, к которому я пришла уже после того, как все произошло.

За то время, что мы были вместе, Адам различными способами увеличил мои границы и число рычагов управления в десятки, если не в сотни раз. Он ранил меня, смущал, возбуждал такими способами, о которых я и не мечтала, а в некоторых случаях даже теми, которые вряд ли можно было считать эротическими. Я была у него в плену. Это было настолько захватывающе, насколько и неожиданно, а для того, кто получает наслаждение, когда из-под ног выбивают опору, это воистину пьяняще. Я это обожала. Я обожала психологию того, чем мы занимались. Обожала, как после того, когда все заканчивалось, мы вместе готовили ужин, смотрели телевизор или мыли посуду — моменты умиротворения, такие приземленные и по сути контрастирующие с тем непотребством, которое происходило перед этим.

Понемногу я начала привыкать к той хренотени, что творилась у Адама в голове, к его способности лишать меня опоры еще на стадии закладки фундамента очередного эксперимента, который мы строили вместе задолго до того, как производился сам эксперимент. Иногда (и, к моему разочарованию, только иногда) я была в состоянии усмирить любопытство и нервное возбуждение, которые он старался разжечь. Ладно, кого я обманываю? Я не могла их усмирить, я не могла их даже немного успокоить. Но после этого Адам иногда мог видеть, что мне становится мало, и это при том, что он повышал ставки, а наши стычки как доминанта и сабмиссива неожиданно становились более азартными, чем, например, компьютерные игры (во время которых он однажды так плохо показал себя, что от досады грохнул об пол контроллер — я хохотала, он меня целовал, и мы отвлеклись…).