Книга Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев

И все же вмешиваться, и притом так грубо, было очень гадко, думал князь, барабаня каблуками по паркету своей гостиной.

Внезапно открылась дверь, и без доклада вошел князь Андрей Петрович. Суздальский двигался быстро и очень уверенно. Остановившись в нескольких шагах от Шаховского, он грозно посмотрел на него и пророкотал:

— Ты посмел открыть мальчику тайну его рождения!

— Андрей Петрович, я лишь рассказал ему то, что знал, — покачал головой генерал.

— А кто тебя об этом просил, Иван Леонтьевич? — гневно осведомился Суздальский. — Уж не княгиня ли Марья Алексеевна?

— Андрей Петрович, княгиня не имеет к этому никакого отношения, — спокойно произнес Шаховской. Хоть он и клял Марью Алексеевну за ее просьбу, но предпочитал делать это наедине с собой. Вовлекать же женщину в любую распрю — даже буде она там замешана — генерал считал поступком бесчестным.

— Стало быть, — заключил Суздальский, — ты действовал по своему разумению.

— Так точно, — подтвердил Шаховской.

— А знал ли ты, что мальчик находится в России под моим покровительством?

— Я это знал, Андрей Петрович, — твердо произнес Иван Леонтьевич.

— Тогда какого черта ты все ему рассказал, втайне от меня? — Андрей Петрович нахмурил свои волчьи брови.

— Мне необходимо, чтобы мальчик срочно покинул Россию, — ровным голосом ответил генерал, — и я решил, что вы вряд ли станете мне помогать.

— Ты что же, решил все вместо меня?

— Я председатель генерал-аудиториата, — напомнил Шаховской, — и вполне могу сам принимать решения.

— Решения, не угодные мне? — В выцветших глазах Суздальского зажглись опасные огоньки.

— Различные решения, — сухо сказал Иван Леонтьевич.

— Ты что, Шаховской, войну мне решил объявить? — прорычал старый князь.

— Видимо, наши с вами интересы расходятся, — резко ответил Иван Леонтьевич.

— Ты забыл, с кем разговариваешь, Шаховской. — Выцветшие глаза Андрея Петровича уже не тлели слабыми угольками, но разгорелись в испепеляющее адское пламя. — Когда один князь идет войной на другого, льется кровь.

— В таком случае, Андрей Петрович, — генерал встретил взгляд старого князя, — я велю усилить караулы.

Суздальский угрожающе зарычал и сделал шаг в сторону Шаховского, которому немалых усилий стоило остаться на своем месте.

Война была объявлена, хотя ни один из ее участников не был в ней заинтересован. Причиной всему стала прихоть одной очень авторитетной дамы — как это часто бывает, как оно было в Троянскую войну. И теперь, когда лицом к лицу сошлись Гектор и Ахиллес, все министерства, весь двор и весь генералитет ждало разделение на два противоборствующих друг другу лагеря.

Всю следующую неделю по Петербургу вместе с пургой гуляли слухи о ссоре Суздальского с Шаховским. И каждый, кто узнавал о ней, решал для себя, чью сторону он примет в этом противостоянии. Такие столкновения интересов великих вельмож не были в свете редкостью, и те, кто попрозорливее, научились извлекать из них выгоду для себя. Остаться в стороне было неприлично, постыдно и просто-напросто глупо. И посему каждый по своему разумению вставал под знамена одного из князей.

Кому-то удавалось извлечь из этого столкновения выгоду, а кого-то столкновение опрокидывало с былых высот. Так, во время этой междоусобицы министр финансов Егор Францевич Конкрин упрочил свои позиции, а генерал-лейтенант Павел Петрович Турчанинов, сторонник Шаховского, напротив, был вынужден подать в отставку.

Шаховской, авторитет которого в армии был почти безграничным, без особого труда заручился поддержкой нескольких видных генералов, которые недолюбливали Суздальского, почитая его брюзгой, ретроградом и самодуром.

Суздальский в свою очередь нашел себе верных сторонников в Министерстве иностранных дел и Министерстве финансов.

Военные принимали сторону генерала, чиновники — отставного министра.

Единственным, кто воздержался от участия в этой распре, был граф Александр Христофорович. Преданный Отечеству, государю и своему делу, он был единственным высокопоставленным лицом в Петербурге, кто видел в разладе между князьями угрозу для благополучия страны.

9 декабря 1837 года напряжение достигло предельной точки. Государство было готово разложиться на два открыто противостоящих друг другу лагеря. Заседания кабинета министров заканчивались ссорами, взаимными оскорблениями и вызовами на дуэль.

Когда ситуация достигла предела, граф Александр Христофорович явился в кабинет к императору и имел с ним длительный разговор за запертой дверью.

На следующий день князь Шаховской прибыл в Зимний: ему было назначено на два.

Императорский кабинет был для Ивана Леонтьевича местом привычным. И все в нем было как всегда:

массивный стул, дубовый стол, перед ним два кресла и государь, стоящий у окна. Вот только, против обыкновения, он был не один. В одном из кресел расположился князь Андрей Петрович.

— Господа, — произнес император плавно, — вы, право, заигрались. Ваши козни друг другу переходят всяческие границы.

Он с укором посмотрел на князей. Шаховской задумчиво изучал занавеси, тогда как Суздальский невозмутимо смотрел на государя. Спокойствие Андрея Петровича было императору крайне неприятно, и он неодобрительно покачал головой. Но Суздальский не изменил позы, лицо его осталось неподвижно, он даже не моргнул.

— И долго вы планируете продолжать этот фарс? — поинтересовался император.

— Продолжать эту глупость, ваше величество, — произнес Шаховской, — не имеет никакого смысла. Это безумие. И я готов протянуть Андрею Петровичу руку примирения.

Шаховской посмотрел на Суздальского, но тот, казалось, не замечает его присутствия.

— То, во что вылилась наша размолвка, — действительно досадное недоразумение, — согласился старый князь. — Однако я считаю поведение Шаховского низким и недостойным.

— Вот как? — вздернул брови император.

— Полагаю, причины нашего несогласия известны, — сказал Суздальский.

— Известны, Андрей Петрович. И это возмутительно. Почему я, российский император, вместо того чтобы заниматься государственными делами, должен мирить своих приближенных? Почему я должен вникать в суть ваших состязаний в праве влияния на судьбу какого-то мальчишки?

— Отец этого мальчика мой друг, — спокойно заметил Суздальский. — И этот отец приходится двоюродным дядей королеве. Когда Ричард вырастет, он займет видный пост и будет влиять на судьбу Британии. И что же он будет думать о России? В скором времени он вернется домой — я написал герцогу письмо, в котором потребовал этого. Но пока мальчик в Петербурге, он живет в моем доме и находится под моим покровительством. И я не позволю, чтобы кто бы то ни было порочил в его глазах доброе имя родителей и распускал слухи о его происхождении.