Книга Sex Around the Clock: Секс вокруг часов - Андрей Кучаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, но ты должен понять! Она ведь из этих! Ты ж понимаешь, это «лучшие из лучших»! Они лучшие из лучших! А я… А мы… – И он хохотал так, что смех был похож на истерику.
Композитор много шутил, смеялся. Он написал сразу несколько песен, которые разошлись по стране. Озвучил несколько кинокартин, да так, что от картин ничего не осталось, а музыка перекочевала в концертные залы и на диски. Схватил несколько премий, в том числе иностранных – там помнили его бунтарем, готовы были осыпать милостями. В основе всех этих сочинений были только народные мелодии, которые раньше он называл не иначе, как «кабацкие напевы». Он виртуозно переиначивал их, так что хотелось не столько петь, сколько плясать.
Ничего ни «звучащего» ни «беззвучного» он не писал. Да и как писать, если блистательная подруга уже с порога начинала раздеваться? Она сразу тащила его в спальню и садилась ему на грудь. Она знала, с чего начинать: с демонстрации картины немецкого художника Курбина «Todessprung». Природа щедро выделила материал для воплощения въяве: ноги, бедра, живот и чаща, сбегающая с горы Брокен… Едва освободившись, композитор бежал за стол и набрасывал что-то буквально в истерике. И все, что набрасывал, улетало в окружающее пространство, как по волшебству. И никогда больше не возвращалось. Растворялось в воздухе. «В народе! – шутил гений на людях. – Я возвращаю то, что у него украли другие!» Наедине с собой эти слова не казались ему шуткой. От этого периода ничего не сохранилось. Выходит, Космос принял это без последствий.
Врут, что гении слушают Космос! Это он учится у гениев. Они, гении, одни и поддерживают мир.
На вопрос журналиста, чем вызвана такая перемена, он задорно ответил: «Любить совершенно не обязательно! Но жениться совершенно необходимо! Без этого не бывает детей! Долг есть долг!» «Вы рассчитываете в своем возрасте завести еще детей?» – ахнул журналист. «Разумеется! Творческий человек должен думать о, ха-ха! потомстве!» – Все оценили его шутку. Повторяли: «Долг есть долг!» «Жениться обязательно, любить – нет!»
Вопрос о партии больше не поднимался – было ясно, что если он вступит – это будет высшим кощунством. Этого его шага просто стали бояться!
Согласимся: любовь – какой же это долг!? Семья, брак, дети – вот где долг. Государственный долг. Исполнение его – долг каждого. Долг и долг.
Никогда он не был так равнодушен к своим детям. Он избегал их, старался откупаться от них, отделил свое жилище, позволял новой жене строить множество перегородок между ними и собой. Он отдалился и от сестры.
Все попытки детей удалить жену, вернуть отца, открыть ему глаза на истинные цели разлучницы – а цели эти, по их мнению, были или корыстные или тщеславные – ни к чему не приводили. Он все более отдалялся и от друзей.
Он часто стал проводить время в кампании новых «друзей и родственников», которые потянулись в распахнутые подругой двери его дома, в его святая святых – кабинет! Разумеется, среди них были сексоты и спецы по установке прослушек и прочего.
Участились пирушки, попойки.
Многие возмущались, но кто любил его по-настоящему, осторожно радовались: его душевное здоровье, похоже, восстановилось.
Вскоре радость друзей сменилась обоснованной тревогой: композитор все реже «входил» к партийной обольстительнице, а музыка его стала какой-то подозрительно залихватской, и выпивать он стал гораздо больше, что расшатывало его и так не самое крепкое здоровье.
Он брал теперь не поэтов Возрождения, а своих разбитных одописцев, хорошо подхватывающих злобу дня. Они учуяли, что до известной границы можно ходить, не боясь наступить на мину или напороться на колючую проволоку.
В чем дело?
Самые-самые близкие-то давно догадывались, давно боялись срыва. Таких было двое: его наперсник-музыковед и старый друг, художник, чем-то пародийно напоминавший Шагала. Композитор любил его, как брата! Написал для него дивный цикл песен ко всем еврейским праздникам. Власть подняла густые брови, а он искренне веселился, что бывало нечасто.
Потом озвучил стихи одного подозрительного ерника с подозрительной фамилией. Власть в стране уселась на светлый лик интеллигенции широким задом всерьез и надолго.
Кой-кого выкинули за кордон. Но Маэстро туда даже не смотрел. Как уже не смотрел на прелести новой подруги. Творилось что-то непредвиденное и непредсказуемое. «Верхи» и «низы» ждали от гения чего угодно и тревожились всерьез.
Десять лет воздержания, потом половой взрыв и вдруг наступившее отрезвление и аскеза, подозревали друзья, могли каждую минуту привести к катастрофе. Во всех этих музыкальных эскападах для публики, настоящие знатоки его музыки и его молчания, они давно видели обычную истерику, глумление над непосвященными и сатанинский хохот сквозь слезы.
К Маргарите Маэстро больше не входил. Она буквально прорывалась к нему, после чего появлялись новые шокирующие опусы.
Оперетты сочинялись для чертей и их предводителя!
А слушали массы «строителей», исполняли народные любимицы.
Долго так продолжаться не могло.
«Доброжелатели» недоумевали: в чем дело!?
Вот подложенное ему большое, точнее – обильное тело, молодое, упругое, живописное и роскошное по-своему.
И нежная розовая кожа, и укромности, распахнутые щедро, лоснящийся шелк, темный зовущий античный лес.
«В чем секрет? Почему тайна не манит больше лучника на охоту в чащу?»
Сам композитор, когда воплощение соблазна – его новая жена – очередной раз закрывала тучами небо спальни и накрывала его – дождем, как Зевс Данаю, – с мукой пытался объяснить – не ей, себе – причину накатывавшего волной отвращения.
Он вспомнил свою теорию «деторождения»: о постыдности близости с женщиной путем проникновения в нее – дети от этого лишь плод похоти, греха… Оттого они потом и укоряют, и губят, и убивают. Они должны являться в мир как-то иначе. Как у древних, до-человеческих людей: из бедра, головы, ребра…
Грехопадение для Человечества обернулось повальным деторождением, кровавым и постыдным. Неудивительно, что переполненная плодами греха Земля пожирает своих детей, ибо человек не нашел другого пути обзаводиться потомством. Он тешит плоть, это первенствует, он и гибнет. Недаром он ищет вход в женщину иначе и иначе боится его!
«Вот где тайна моих детей! Их появления! Они – не мои, потому что они… мои!»
«Но теперь-то? Ведь речь даже и не идет о детях! У меня теперь их быть не может просто-напросто!»
«Так это еще ужаснее!»
Его новая подруга делала все, чтоб стать желанной. Она охватывала его всего, растворяла в себе, он тонул в ней и рисковал не выйти из темного плена.
И верные оруженосцы оказались правы – худшие подозрения подтвердились – он пытался, и опять неудачно, покончить с собой. Наверху были озабочены. Ненужный шум, ядовитый слух – затравили! А они-то при чем?! Простили беспартийное проживание на планете Земля! Чего еще желать?