Книга Викинг. Дитя Одина - Тим Северин

Во времена своего христианства Бродир был чем-то вроде священника, об этом я узнал позже. Уязвленный этой колкостью, он шагнул вперед и взялся за меч. Но Оспак сразу отступил и оказался вне досягаемости, а его кормчие сомкнулись позади него.

— Спокойно, — сказал он. — Вспомни, от убийства в темноте не жди добра.

Может быть, убийство человека после захода солнца и было запрещено, а вот уйти, воспользовавшись темнотой, не возбранялось. В ту же ночь Оспак и его кормчие тихо снялись с якоря. Их суда стояли на якоре вместе, ближе к берегу, и корабельщики во время отлива, отталкиваясь шестами, бесшумно прошли мимо нас, пока мы спали. Позже кто-то из наших сказал, что Оспак, видно, наколдовал, чтобы никто из нас не проснулся. На самом деле кое-кто из наших заметил, как отряд Оспака проскользнул мимо в темноте, но разбудить товарищей у них не хватило духа. И все мы знали, что очень скоро мы вновь встретимся — в битве.

ГЛАВА 15

— Что судили норны, того не избежать, — весомо сказал Бродир. Он застегивал пряжки и завязывал тесемки на своей кольчужной рубахе. — Можно только отсрочить время, но и для этого потребна помощь богов.

Пальцы его дрожали, когда он возился с завязками, и мне подумалось, что вера его не так сильна, как вера Транда. Кольчужная рубаха Бродира была известна. О ней толковали, как и о шлеме Транда, будто обладает она сверхъестественными свойствами. Говорили, что ни меч, ни копье не может пробить ее брони, а потому носящий ее — неуязвим. И все же мне казалось, что сам Бродир не очень-то верит в колдовские свойства своих доспехов и носит их разве только как талисман, приносящий удачу.

Войско Бродира, почти семь сотен человек, готовилось к бою. Мы стояли на самом конце правого крыла большой союзной рати Сигтрюгга, в которую входили дублинские люди с запада, дружина Сигурда с Оркнеев, дружина конунга Маэла Морта из Лейнстера и прочие ирландские мятежники, воспользовавшиеся возможностью бросить вызов власти короля. За нашими спинами на расстоянии выстрела из лука был песчаный и галечный пологий берег, на который при первых проблесках утра скользнули кили наших кораблей.

Замысел был прост — застать Бриана Борома врасплох. Последние десять дней союзные силы сходились в Дублин по призыву конунга Сигтрюгга, назначившего сбор на конец марта, как раз перед большим христианским праздником. Такая приуроченность мне казалась странной — ведь и Сигтрюгг, и Сигурд Смелый, и Бродир слыли стойкими приверженцами исконной веры. Но в доме конунга, на длившемся бесконечно военном совете, который предшествовал выступлению, Сигтрюгг объяснил причину столь необычного срока, причину, основанную на сведениях, сообщенных Гормлайт. В бытность свою женой Бриана Борома, она обнаружила, что ее бывший муж с возрастом становился все больше и больше одержим своей верой. Видимо, ирландский король поклялся никогда больше не проливать крови в праздничные и священные для христиан дни. Было бы святотатством, говорил он, воевать в дни таинств, для битв эти дни неблагоприятны. Пока Сигтрюгг толковал об этом, иные из норвежских кормчих нервно переглядывались. Сигтрюгг подошел ближе к сути, чем сам понимал. Слухи о бывшем Бродиру видении распространились среди норвежцев, и многие из них думали, что начинать поход при столь неудачных обстоятельствах ни к чему. Бродир не рассказывал о наших видениях на берегу острова Мэн, и я тоже — стало быть, источником был Оспак. С острова Мэн он сразу же отправился в Ирландию, а там — в лагерь Бриана Борома, чтобы предложить королю свои услуги. Похоже, Оспак думал неплохо поживиться в Дублине, потому что в тот же самый день с радостью согласился креститься у ирландских священников. Впрочем, столь малое значение он придавал этому обращению, что, не теряя времени, поведал о видениях с воронами и их толковании, гласившем, что Бродир и его люди обречены.

Гормлайт сама говорила на совете Сигтрюгга, и говорила весьма убедительно. Слава Бриана Борома сильно помогала ему в прошлых его военных успехах, втолковывала она строптивым начальникам ратей. Его войско привержено только ему. Таков ирландский обычай. Здешние воины собираются вкруг главы клана, который слывет удачливым, и когда дело доходит до битвы, им по нраву видеть своего вождя во главе дружины. Посему великий союз Сигтрюгга будет иметь решительное преимущество, коль скоро заставит войско короля вступить в бой, когда сам Борома не сможет участвовать в нем, следуя своей ложной вере. Единственный день христианского календаря, когда Борома обязательно откажется держать в руках оружие, это темный день смерти Белого Христа. Бриан Борома почитает его самым священным днем в году, и в этот день наверняка не сможет сам повести своих людей в бой. Кроме того, добавила Гормлайт, сама тяжкая суть этого дня только сломит боевой дух королевской рати. Иные из вернейших Бриану могут даже последовать примеру своего господина и откажутся пустить в ход оружие. Ее слова произвели впечатление даже на самых сомневающихся участников совета, и ни один голос не поднялся против, когда Сигтрюгг назвал Страстную пятницу самым подходящим днем для нападения. И еще Сигтрюгг предложил ярлу Сигурду и Бродиру вернуться на свои корабли накануне вечером и сделать вид, что они отчаливают. Он надеялся, что соглядатаи короля, находившиеся на горе над рекой, сообщат, что Сигтрюгга покидают многие его союзники, и король решит, что его вмешательства и вовсе не потребуется.

Однако столь простенькая хитрость явно не удалась. И без того подавленные слухами о воронах, наши рати еще больше были обескуражены зрелищем, которое встретило их, когда они сошли на берег. Перед нами на склоне горы стояли многочисленные ряды королевского войска, и они, понятное дело, ожидали нас. Еще понятней было то, что они без всяких угрызений совести готовы пролить кровь в священный день.

— Ты видишь? — спросил кто-то из людей Бродира, стоявший рядом со мной, когда мы начали строиться. Это был скорее гребец, чем воин, потому что вооружен он был плохо, у него был только дротик и легкий деревянный щит, и на нем не было ни кольчуги, ни шлема. — Я вижу людей Оспака в том ряду, что стоит прямо напротив нас. Вон тот малый с длинной пикой и в сером плаще — Вульф. Он должен мне полмарки серебра, которую он в последний раз проиграл мне в кости, а я не решился насесть на него, чтобы получить должок. У него дурной нрав, вот почему все зовут его Вульф Драчливый. Так или иначе, похоже, с этим долгом мы сегодня все уладим.

Как и я, этот гребец был поставлен в самый задний из пяти рядов в нашей «свинье» — обычном строе северной дружины. Тех, кто лучше иных вооружен, и самых опытных ставят в передний ряд, щит к щиту и не дальше вытянутой руки друг от друга. Недоростки, вроде меня, и легко вооруженные ополченцы заполняют самые задние ряды. Суть же состоит в том, что стена из щитов может принять на себя удар любой силы, и она так плотна, что враг не пройдет сквозь нее, а вклад легко вооруженных ратников весьма незначителен — их дело метать копья поверх голов своих сражающихся товарищей. А что делать именно мне, я понятия не имел. Бродир велел мне взять с собой на берег двух «боевых собак» — так он их назвал, — но для этих привередливых тварей в строе свиньей не было места. Не скажу, что псам это было вовсе не интересно — рвать и кусать вражескую плоть. Они нервно дергались из стороны в сторону, запутывая поводки. Я тянул собак за загривки и, взглянув налево, вдруг с удивлением узнал среди воинов ярла Сигурда по меньшей мере дюжину поджигателей. Они присягнули Сигурду Смелому, и теперь обязаны были исполнять свой долг. Прямо позади них вздымался знаменитый боевой стяг ярла Сигурда с черным вороном. Я увидел его, и тут у меня возникли некоторые сомнения. Неужели я неверно истолковал свое видение? Птицы с железными клювами, налетавшие и рвавшие человеческие тела, — были ли то враги Бродира? Или они возвещали о прибытии в Ирландию Сигурда и его людей под стягом с вороном, который посеет страх в рядах короля Бриана?