Книга Пустошь - Андрей Тепляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дорога к свету лежит через камни и грязь. Я стал камнем, и я стал грязью, и дорога приняла меня своим.
Ты – темная ночь, а я – часть темноты. Чем дальше я иду, тем меньше святости. Не Его это творения. Его нет здесь. Не вижу.
Бог молчит. Говорю только я, и голос мой слаб».
«Змея ползет между камней, не увиденная никем».
Майкл перевернул страницу.
– Это последняя.
«Бог – это порядок. Сатана – хаос. Язва – хаос внутри порядка.
Пустошь – здесь порядок сошел с ума, а хаос – единственная логика внутри этого сумасшествия. Можно узнать язву, можно знать приметы. Можно дать названия. В Пустоши нет логики – она сумасшедшая.
Так где здесь порядок?
Где здесь Бог?
Где?
Я щепка. Я плыву по волнам».
– Все.
Майкл отложил тетрадь. История человека, сумевшего выжить в Пустоши, человека, приведшего их в язву и умершего в попытке их спасти, лежала перед ними. Простая и короткая, как детская сказка, и страшная, как правда.
– Наверное, этим все и должно было закончиться, – сказала Анна. – Никто не может долго жить в таком напряжении. Он сошел с ума.
– Да. Наверное.
– То, что он написал… В этом нет надежды. Не за что зацепиться. Любой поступок будет ошибкой.
– Думаю, он пытался найти… точку опоры.
– А ты видишь ее, Майкл?
Он задумчиво посмотрел на Анну.
– Мы умрем, Майкл. Мы умрем здесь. И я уверена, что смерть наша не будет простой.
– Не говори так.
– А почему? Тебе страшно?
– Мы не умрем.
– Не надо врать себе. И мне тоже. Мы с тобой мертвецы. Мы – мертвые.
– Нет.
Анна замолчала и теснее прижалась к нему.
– Майкл, обними меня, пожалуйста.
Он прижал ее к себе и уткнулся в растрепанные волосы.
– Скажи, что ты никогда не оставишь меня.
– Я не оставлю тебя.
– Скажи, что никогда не сделаешь мне больно.
– Я никогда не сделаю тебе больно.
– Скажи, что мы не умрем.
– Мы не умрем. Никто не умрет.
Анна прижалась к нему.
– Если бы не ты, я давно бы сошла с ума.
– Я тоже.
Майкл сидел в открытой двери машины, сжав в зубах сигарету, и молча наблюдал за Анной, бесцельно блуждающей вокруг «сабурбана». Палящее солнце, казалось, ничуть ее не беспокоило. Она все ходила и ходила, как заводная игрушка.
«Скажи мне…» Слова, которые она прошептала, прижавшись к нему, как растерянная маленькая девочка, врезались в память – они напугали его. Эти слова показали, насколько хрупок тот мостик, который все еще соединяет их с прошлой жизнью. Насколько слабы они здесь, посреди молчаливой смертельной Пустоши.
Но молчаливой ли?
Он пытался найти объяснение тому страшному голосу; какое-нибудь логическое обоснование. Но ни одна из выдуманных им теорий не годилась. Все они казались высосанными из пальца – жалкой попыткой ухватиться за позицию здравомыслия. Но если не так, тогда…
Хорек слышал то же самое, и, кажется, он нашел для себя ответ – Бог разговаривал с ним, словно с библейским пророком. Страшно. Очень страшно, потому что слишком похоже на правду.
«Ты не сошел с ума, Бенни. Оно действительно говорило с тобой, пока ты не сделал что-то. Что-то плохое».
Смерть Хорька очень напоминала искупление, плату за грехи. Это была цена за то, чтобы Майкл мог двигаться дальше. Мог…
«Исполнить волю Божью?»
Но как еще к этому относиться? Как по-другому объяснить?
Они легли спать на закате.
Утром Майкл почувствовал себя гораздо лучше. События вчерашнего дня успели подернуться легкой дымкой, и даже нога почти не беспокоила. Он улыбнулся, выбираясь из машины, и начал насвистывать, занимаясь приготовлением завтрака.
Анна проснулась через несколько минут. Выглядела она значительно лучше, чем накануне, из чего Майкл сделал вывод, что сон пошел ей на пользу не меньше, чем ему самому. Анна помахала ему рукой и перебралась на переднее сидение, где принялась приводить себя в порядок перед маленьким зеркальцем.
За завтраком они говорили обо всем на свете, кроме Хорька и Пустоши. Им не пришлось договариваться об этом, оба поступили так интуитивно, понимая, что рана еще слишком свежа и не стоит ее беспокоить. Анна, хихикая, как девчонка, рассказала несколько забавных случаев, произошедших с ней, когда она была герл-скаутом. Майкл смеялся в ответ и сыпал едкими замечаниями. Завтрак еще больше поднял им настроение, и даже тогда, когда они уселись в машину, и Майкл свернул на обочину, это обошлось без каких-либо комментариев.
Они обогнули холм, на который вчера поднимались, с правой стороны и стали удаляться от шоссе. Земля здесь была неровной, изобилующей выбоинами и камнями, которые прятались в густой траве, как партизаны, грозя сломать подвеску. Майкл вел «сабурбан» медленно, и тот плавно покачивался на неровностях, как большой белый корабль. По днищу скребла трава.
Анна высунулась в открытое окно и смотрела вперед. Майкл тоже опустил стекло, впустив в кабину воздух, лишенный ароматов и звуков, – только натужно гудел двигатель, когда «сабурбан» преодолевал очередное препятствие, и доносился слабый запах выхлопа. Скоро шоссе исчезло из вида, и они потеряли всякое представление о том, где находятся. Холмы выплывали один за другим, похожие, как близнецы. Где-то впереди темнели горные цепи. Майкл старался вести машину по солнцу, боясь сделать круг и снова вернуться к «змейкам».
Холмы становились все выше. Далекие горы медленно, почти неощутимо приближались. Прошло несколько часов с тех пор, как они уехали с «поля змеек», как назвала его Анна, когда она вдруг повернулась к нему.
– Стой! – сказала она. – Что-то не так.
Майкл послушно остановился и выключил двигатель. Они посидели несколько минут в тишине, прислушиваясь и глядя по сторонам. «Сабурбан» остановился у входа в широкое «ущелье», образованное двумя холмами. Солнце уже достигло зенита и заливало все вокруг ровным ярким светом. Ни единой тени не пряталось между каменными горбами, и при желании они могли бы разглядеть каждую травинку. Ничто не указывало на опасность.
– Показалось, – сказал Майкл и взялся за ключ, чтобы завести двигатель.
– Подожди, – отозвалась Анна и повторила: – Что-то не так.
Она открыла дверцу и вышла. Обеспокоенный больше ее поведением, чем гипотетической опасностью, Майкл последовал за ней. Они встали по обе стороны капота и снова прислушались. Ничего. Анна осторожно пошла вперед.
