Книга Смерть на кончике пера - Людмила Белякова

– А кто? – заносчиво поджала она губы.

– Так ведь ты, Томочка. Я найду способ им объяснить. Они тебя вспомнят. До научных деталей докапываться не будут, верно?

Она стояла, покусывая губы, соображала, что сказать.

– Ты ведь домой собиралась? Извини, что задержал. Пока!

Зуева, так ничего и не сказав, повернулась и быстро пошла прочь.

Позвонив вечером Анне К., Андрей застал ее в одиночестве. Ксения Петровна ушла в гости.

– Как прошел день? Цветов много продали?

– Ох, да целый трейлер!.. Руки все в царапинах от шипов.

– А спецоборудование? Перчатки…

– Так это со спецоборудованием. Без него и рук бы не было.

Но голос у нее был веселый.

– Хотите, завтра вас в обитель на такси отвезу? – предложил он.

– Ох, нет… Я сама раненько автобусом поеду. Переночую с девчонками. Повышиваю, если руки позволят.

– Матушке привет.

– А она… вас хорошо знает?

– Думаю, да. Скажите – раб Божий Андрей, журналист. Она вспомнит. Но ко вторнику или хотя бы к среде вернетесь? С учеными в Озерки поедем, на родину ваших предков.

«Рыбохвостых».

– Мм, нет, лучше не надо. Я Озерки очень люблю, но с ними не поеду. Потом расскажете, как вы коня ловили, ловили…

– …да не вылавировали.

Она засмеялась – тихо, журчаще, переливчато.

«Это и есть русалочий смех, загадочный и влекущий?»

Все его знакомые девчонки смеялись как рыдали – громко, истерично-надрывно.

– Вы мне из обители позвоните, ладно? Мне ведь ни за что не скажут, там вы или нет, а я буду волноваться.

– Обязательно. Вы когда встаете?

– Какая разница! Звоните, а я уж как-нибудь проснусь.

Они что-то еще говорили о монастыре, о матушке игуменье из Бауманского, посплетничали о Бороде и его кагэбэшном прошлом.

Когда Андрей положил трубку, на улице смеркалось. Где-то играл аккордеон, и нестройно, шатающимися старыми голосами пели «Землянку». Через пение прощелкивался соловей.

«А вдруг все будет хорошо? Как-нибудь быстро и само собой все устроится? – подумал Андрей, растягиваясь на тахте. – Приедут мудрый мэтр Терпсихоров и проницательный интеллектуал Мальцев, скажут Анне – это же пустяки! Капелек попейте, и все как рукой снимет…»

Поздним утром Андрея разбудил звонок. Прежде чем снять трубку, он прокашлялся.

– Да, Анна! Доброе утро, – произнес бодро.

– Вы, конечно, Андрей Викторович, извините, – послышался в трубке далекий, ехидный голос Терпсихорова, – но это Феликс Феликсович.

– Эта девушка тоже участвует в наших экспериментах. Так что я не очень ошибся.

– А-ха-ха! – грохотнул академик. – Ну, гляну я, на что вы меня променяли!

– Как ваше самочувствие? Приезжаете послезавтра?

– Да, я и звоню узнать, состоятся ли запланированные мероприятия.

– Вас ждут как дорогого гостя.

Анна К. позвонила через полчаса.

– Я только что говорил с Терпсихоровым… Он с ассистентами будет здесь во вторник. В среду, наверное, смогут вами заняться. Приедете?

– Конечно, если вы хотите.

В полдень «газель» с экспедицией затормозила у дверей.

Помимо Терпсихорова и Мальцева приехал и криптозоолог, невысокий парень малонаучного вида Дима, и лаборант-экспериментатор, тоже молодой и тоже Дима, по совместительству ведший машину.

В редакции Андрей представил им сильно загоревшего за праздники Бороду, занятую Валю и небритого Костика. Валя побежала наливать воду в чайник, ноющего Костика пинками погнали к соседям по этажу за стульями.

За чаем было решено, что Борода поведет эниологов знакомиться с городским начальством и устраивать в гостиницу, а Андрей созвонится с матушкой настоятельницей и отвезет Диму-крипто зо олога в монастырь взглянуть на фреску с водяным чудищем.

«Анну, кстати, заберу, – подумал Андрей, довольный своими организаторскими успехами. – Теперь можно ее к родителям отвезти. Ей уже ничего не угрожает».

– Ты надолго? – спросила Валя.

– До Голубинского, там, может, часик и обратно. Димон, на выход!

Они взяли редакционную машину и выкатили на Рязанское шоссе.

– Здорово тут у вас – сплошная салюброгенная[2]зона. Ровненько, только холмы…

– Поэтому здесь люди и живут с каменного века. И стоянка раскопана.

– Где?

– Недалеко от редакции. Здесь культурный слой вдвое мощнее, чем в Риме. Когда-то мамонты водились – бивень в краеведческом музее есть.

– А!.. Значит, мое дело правое.

При въезде в обитель их машину, как водится, остановили мрачноватые охранники, но внутрь пропустили безоговорочно. Они поднялись по узкой лесенке в офис матушки настоятельницы. Та, как всегда, была румяна и приветлива, обещала через пятнадцать минут проводить во храм взглянуть на икону – пока там шла служба.

– Матушка, а нельзя ли известить Анну Коваленко, что за ней приехал Андрей?

Игуменья отправила с поручением девушку в белом платке.

– Сейчас, матушка, только файл заархивирую.

Дима несколько ошалело поглядел на Андрея.

Игуменья, важно ступая, отвечала на приветствия и поклоны встречавшихся на пути женщин, повела их через монастырский двор, уже покрытый густой травой, во храм. Сладковато пахло ладаном. Игуменья подвела их к стене с иконой святого Селиверста.

– Вот, смотрите, Дмитрий. Потом я дам вам репродукцию.

Увидев зубастого дракона, Дима даже присел от удивления.

– Слушай, да ведь это типичный… – зашипел он каким-то длиннющим латинским названием – «мезозаурус непонятнокакойтус».

Матушка, отошедшая выкинуть отгоревшие свечки из подсвечников, оглянулась в их сторону.

– Ты тише, Димон. Это ж монастырь, да еще женский.

– Меня даже не то высаживает, что он женский!.. Эта зверюга вымерла еще до большого ледникового периода, а здесь она в своем виде как с натуры срисована!.. Матушка, не подскажете, когда написана эта икона?

– Специалисты датируют серединой XVI века. Но эти события имели место раньше. Православная икона не только воплощенная молитва, но и подчас исторический документ, – наставительно произнесла она.

– Это еще и научная сенсация! – зашипел, вертясь, Дима.

– Все, пошли. Не умеешь ты себя во храме вести, басурманин.