Книга Каменный век. Книга 3. Прайд Саблезуба - Сергей Щепетов

Он несколько раз оглядывался, стараясь запомнить место, где оставил тайник. А потом увидел на холме желтоватые пятнистые фигурки. Они, несомненно, заметили его, но не ускорили движения. Семен не знал, радоваться этому или наоборот: не очень-то стремятся его поймать, или знают, что никуда он от них не денется? Последнее вероятней…

Увы, Семен, хоть и носил на голове повязку лоурина, бегать, как его «сородичи», не умел. Преследователи, наверное, тоже не были бегунами-марафонцами, а может, у них были иные планы.

Выбирая путь между холмами, Семен сначала придерживался того маршрута, которым сюда прибыл, – все-таки места знакомые. Потом подумал, что не стоит показывать этот путь преследователям, и стал понемногу забирать к востоку. Куда двигаться, он не знал – ни лес, ни скалы ему не помогут. Пробежав километров десять, он перешел на шаг – погони вдали видно не было. Некоторое время. Потом на перегибе далекого склона мелькнула одна фигурка, другая… «Верным путем идут ребята, – мрачно ухмыльнулся Семен. – Или это бабы? А я, похоже, дурак: бежать трусцой – дело энергетически невыгодное – слишком много расходуется сил, а выигрыш по расстоянию незначительный. Придется идти пешком…»

Он давно снял рубаху, спасаясь от перегрева, и нес ее в руках. Это было очень неудобно и, в конце концов, пришлось остановиться и потратить пару минут на то, чтобы привязать ее за спиной.

Высматривать вдали преследователей стало трудно – они уже не прочесывали местность, а шли цепочкой – по его следу. Расстояние если и сокращалось, то медленно – он все еще не мог их пересчитать…

Двигаться он перестал лишь в полной темноте – упал на траву и остался лежать на грани обморока. Несколько последних дней он вел полуголодное существование, а сегодня ел только утром. Он потерял огромное количество жидкости и по пути ни разу не смог как следует напиться. Он лежал, смотрел на звезды и думал, что ни терять сознание, ни спать ему нельзя – он просто может уже не проснуться в этом мире. Впрочем, это лучше, чем если его возьмут живым. Чуть позже он понял, что начинает различать окрестные склоны – всходит луна, и сейчас станет почти светло. «Что ж, пройдемся по холодку», – пошутил он сам над собой и поднялся на ноги. Положил посох на плечи как коромысло, закинул на него руки и побрел вперед.

Он даже и не заметил, когда наступил рассвет – шел в почти бессознательном состоянии. Точнее, сознание бродило по прошлым мирам.

Солнце стало уже ощутимо припекать, когда Семен, минуя невысокий холм, чуть не упал, провалившись ногой в чью-то нору. Это немного отрезвило его, и он стал всматриваться в ту сторону, откуда пришел. Глаза слезились, их приходилось тереть грязными пальцами. Это почти не помогало, но Семен, в конце концов, пришел к выводу, что погони он не видит, хотя местность просматривается далеко. Это, конечно, еще ни о чем не говорит – может, они обходят его или идут наперерез? Впрочем, ему было уже почти все равно – он, покачиваясь, побрел к темнеющему вдали лесу.

Это был, конечно, не настоящий лес – так, редколесье. Он набрал горсть желудей и попытался их есть, перетирая ядра зубами. Попробовал и выплюнул – вкус был противный, а голода он не чувствовал. Здесь встречались звериные тропы, несколько раз кто-то шарахался в кустах, но Семен не обращал внимания – собственная жизнь стала ему почти безразлична, а взять чужую он не мог – слишком слаб и безоружен.

Ближе к вечеру он обнаружил себя стоящим и рассматривающим неряшливую груду прошлогодних листьев и сухих веток, которые кто-то нагреб под корень упавшего дерева. Эта куча явно образовалась не сама – поэтому глаз за нее и зацепился. Семен подошел и стал ворошить ее посохом. Он не ошибся: под мусором лежал полусъеденный труп какого-то животного, вроде косули. «Угу, медведь запрятал мясо, чтобы как следует подтухло. Он свежатину не очень уважает. Впрочем, может, и не медведь, – Семен нагнулся и понюхал воздух. – Кажется, еще не упрело – почти не воняет. Интересно, а есть это можно? Кажется, предки рода человеческого питались именно падалью».

С его стороны это был чисто рассудочный поступок – организм требовал не еды, а покоя, неподвижности. Несвежее мясо вызывало чувство не голода, а отвращения – Семен понял, что проглотить ничего не сможет. Тогда он вырезал кусок мякоти, стараясь, чтобы на нем не было следов чужих зубов, и понес его в руке…

В сумерках он остановился у какого-то ручейка и решил, что здесь он дождется рассвета или умрет, но двигаться дальше не будет. Он напился воды и заставил себя проглотить несколько кусочков мяса. Вскоре его стошнило, но он не сдался и через некоторое время повторил попытку. Ее результатов он не дождался – отключился и пришел в себя лишь на рассвете. Причем разбудило его, похоже, именно чувство голода. Он доел мясо и пожалел, что взял так мало. Он пожалел об этом и стал думать, что ему делать дальше – он один в этом мире. «Где-то там, бесконечно далеко, поселок лоуринов – единственной родни. Но я сам ушел от них – разве с тех пор что-то изменилось? Побежденному незачем жить! Откуда это во мне? Я что, отмороженный средневековый рыцарь?! А вот, поди ж ты… Ладно, в конце концов, задачи и цели не изменились. Если Ветка жива, то она находится у этих уродов-пришельцев. Связаться с ними я не могу – мне их не найти, а моя персона их не интересует. Что делать? Создать еще одну „аномалию творческой активности“? Из чего? И среагируют ли они на это? Зацепка только одна – вот этот поселок, этот дурацкий храм или что там у них. Скорее всего, это один из пунктов влияния (или как его назвать?) – что-то здесь экспериментируют со злаками и, наверное, прививают туземцам вкус к земледельческим обрядам. А они, насколько я помню, весьма и весьма жестоки. Огромные птицы, скорее всего, символ связи с высшими силами – никаких-таких грифов или кондоров в здешней природе, кажется, не водится… При чем тут леопарды, я не могу представить, а вот заклание питекантропов – диких волосатых людей… Что-то в этом есть, что-то такое уже было в той – другой истории… Энкиду и Гильгамеш, Исав и Иаков – один, значит, дитя дикой природы, а другой вроде как культурный и оседлый. Правда, заклания в этих случаях не было, все обходилось более-менее мирно, но противопоставление на лицо – оседлость выигрывает. Кстати, Энкиду в шумерском эпосе приручается именно через женщину – может, это отголосок более древних обрядов? Отголосок… Не отголосок… Пожалуй, я знаю, куда мне идти – кроме них здесь у меня никого нет. И, кажется, скоро придумаю, почти уже придумал, чем займусь в этом мире в ближайшее время. Если дойду…»

И он дошел. Точнее, почти дошел – Эрек и Мери нашли его в нескольких километрах от их жилья. Сказать, что они были рады – не сказать ничего. Остаток пути Эрек нес Семена на руках – как ребенка. И он не возражал – идти сам он уже не мог.

Не возражал он и против того, чтобы глотать пищу, предварительно разжеванную волосатыми друзьями, – по крайней мере, в первые дни…

Осень – это не весна: и в лесу, и в поле еды много. Надо только знать, что есть. А питекантропы к тому же время от времени притаскивали кости с остатками мяса и куски туш, скажем так, не первой свежести. По-видимому, где-то поблизости водились крупные хищники, которые не возражали против изымания у них объедков. В общем, рацион был довольно разнообразный. Семен Николаевич Васильев ни за что бы не поверил, что «белый» человек может употреблять все это в пищу. А Семхон Длинная Лапа – употреблял. И ни разу не заработал даже расстройства желудка. Впрочем, как только он немного окреп, то перешел на самостоятельный выпас и оборудовал кострище в одной из ниш – так, чтобы дым не был виден издалека. Впрочем, он подозревал, что для воительниц в леопардовых шкурах местообитание питекантропов не является секретом.