Книга Цвета дня - Ромен Гари

— Мне очень жаль, месье Боше, но на такую сумму это невозможно.

— Я намереваюсь поиграть в баккара. Это минимум того, что мне надо.

— Мы ни секунды не сомневаемся в вашей подписи, но наша компания придерживается принципа никогда не доставлять неприятностей своим клиентам возможными судебными преследованиями… Это принцип.

— Тогда что же мне делать?

Служащий воздел руки к небу:

— Будь на вашем месте кто-нибудь другой, месье Боше, я бы напомнил ему, что рядом с казино есть ювелирный магазин, работающий круглосуточно. Но, разумеется, вас это вряд ли заинтересует.

— Спасибо, — сказал Вилли.

Он вновь поднялся к себе в номер и, тихо насвистывая, прошел на половину Энн. Он чувствовал себя немного смешным оттого, что не додумался до этого сам. К тому же в этом поступке была некоторая циничная элегантность, которая хорошо вписывалась в его собственное представление о своем персонаже. Он открыл стенной сейф и опустошил его: одно лишь жемчужное колье потянет на миллион. Да и потом, он действует в интересах Энн, в ее правильно понятых интересах. Он сунул драгоценности в карман и велел отвезти себя в «Казино де ля Медитерране». Прямо за ним он обнаружил ювелирный магазин и пожилого армянина, который тут же склонился над колье.

— Сегодня вечером крупная игра, — заметил он.

— Там еще ничего не видели, — заверил его Вилли.

Они быстро провернули сделку.

— Разумеется, в течение двух суток вы можете забрать колье назад, — сказал ювелир. — Вы потеряете на этом всего пять процентов.

Вилли взял триста тысяч франков.

— Не могли бы вы принять на хранение остальное? — спросил он.

— Хорошая предосторожность, — сказал армянин. — И потом, это позволяет немного подышать свежим воздухом между двумя партиями.

У него был непомерно длинный крючковатый нос, и Вилли медлил с уходом, в восхищении разглядывая его: такой нос выглядел неестественно. Наконец он взял квитанцию и очутился, с банкнотами в руках, на улице де ла Франс. Это была предпоследняя ночь карнавала, и толпа, схлынув с площади Массена, рассеивалась по ночным ресторанам и кафе с той нервной суетливостью, какая бывает у людей, когда они, боясь в промежутке между двумя местами развлечений растерять свой пыл, поддерживают его искусственно — криками, смехом и прыжками. Масок, домино и конфетти было больше, чем в предыдущие вечера: царствование Его величества Карнавала близилось к концу, и конфетти наводняли улицу, как какие-нибудь быстро обесценивающиеся деньги; стоял оглушительный шум; накладные носы, искусственные бороды, остроконечные шляпы, пьеро, клоуны, чарли прыгали в клубах известковой пыли; Вилли чувствовал себя как дома; Сопрано наверняка где-то здесь, со своей физиономией предателя из мелодрамы; может, он переоделся в Арлекина; пары танцевали на месте и обнимались, всюду царили инфляция и лихорадка, привычные для режимов накануне их свержения. Какая-то девица в серебряном бумажном цилиндре на голове, проходившая мимо под руку с совершенно белым кондитером, остановилась возле Вилли и показала на него пальцем.

— Ты только посмотри на него! Что он тут делает со всеми этими деньжищами в руках?

— Мадемуазель, — парировал Вилли со своим красивым французским акцентом, — я ищу мужчину.

— Свинья, — сказала девица.

Сперва он попытал счастья в нескольких барах. Он входил, облокачивался на стойку, делал вид, что считает деньги. Сначала он решил было изображать пьяного, но ему не хотелось, чтобы его сочли беззащитным, ему хотелось заполучить кого-нибудь порешительней, настоящего подлеца: он не хотел, чтобы тот просто вырубил его. Впрочем, он и сам хорошенько не знал, хотел ли он, чтобы убили его самого, или же ему нужны были услуги наемного убийцы, чтобы разделаться со своим соперником: он еще не очень хорошо подготовил свой ход. Но возможно, все сводилось к одному. Он хотел, чтобы ему помогли выйти из этого положения, вот и все. Он на какое-то время выставлял напоказ свои деньги, затем выходил. Но это не срабатывало. Никто не шел за ним следом. Ему стало тошно. А ведь он очень ясно видел эту сцену и даже физиономии персонажей, которых бы подобрал, чтобы сыграть ее в реалистическом ключе. Уходя с танцплощадки, он все же заметил, что кто-то выскользнул вслед за ним. Он свернул в темную улочку с бьющимся сердцем, радостно ощущая, что ему страшно. Человек шел прямо на Вилли, держа руки в карманах. Остановившись, он одним движением сунул в нос Вилли пачку снимков.

— Dirty pictures, — сказал он. — Very dirty[31].

— I am in dirty pictures myself, — сказал Вилли. — Very dirty[32].

Субъект приблизился.

— Соотечественник? Мне бы все же хотелось, чтобы вы взглянули…

Он развернул свою коллекцию.

— Поймите меня, — сказал он. — Дело не только в деньгах или выпивке — хотя, если б мне предложили… Это для того, чтобы установить человеческий контакт. Я совсем одинок. Мне необходима общность людей, братство. Взгляните вот на эту, она и вправду грязная.

Вилли оплатил порцию водки этому бедняге, оказавшемуся, когда он снял шляпу, одним из тех лысых блондинчиков с тонкими губами, которые вечно нуждаются в компании. Он был методистским пастором в Буффало, объяснил он, но ему больше не удавалось сводить концы с концами — говоря метафизически, — так что он принял решение стоять обеими ногами на земле, быть реалистом, помогать строительству абсолютно земного царства; к несчастью, такого рода вещи не получаются у вас сами по себе, особенно когда вы много мечтали о потусторонности; человеческий опыт, контакт с реальным — вот чего ему не хватало; вот он и показывал туристам Gay Paris[33], кроме того, он еще продавал фотографии и даже сам для них позировал, — кстати, вот на этой как раз он и изображен, хотя видна лишь его спина.

Вилли веселился: решительно мимы всюду, хотя этот-то явно не нарочно старается.

— До свидания.

Тип проглотил свою водку.

— Так что, Вилли, неужели и вправду нет способа вытянуть из вас словечко?

— Без шуток? — сказал Вилли. — Отлично сыграно, старина. Я почти клюнул.

— Если вы ничего не хотите сказать, значит, в том, что рассказывают, наверняка что-то есть, Вилли.

Вилли мило улыбнулся ему:

— А что рассказывают?

— Что самая дружная в мире пара вот-вот развалится, — сказал тип.

Удар наугад, подумал Вилли.

— Это как бы уже сделано, — сказал он. — Вот только ждем рождения ребенка. Во всяком случае, старина, я весьма оценил вашу идею, что достаточно показать мне свинские фотографии, чтобы я сразу раскололся на признания. Вы воспринимаете меня слишком серьезно, знаете ли. Журналисты чересчур уверовали в Вилли Боше. Они забывают, что сами же его и сотворили.