Книга Дети Ангелов - Юрий Козловский

— Старец ждет!

Степан хотел зайти в дом следом за Сергеем, но монах остановил его:

— Велено впустить одного!

Даниил сидел на покрытом суконным одеялом топчане в крошечной комнатке, больше половины которой занимала свежевыбеленная печь. Перед топчаном стоял армейский табурет со служащим для переноски отверстием в сиденье, в красном углу висел небольшой иконостас, под ним горела лампадка. Сергей перекрестился, почтительно поздоровался и застыл около табурета, не зная, куда девать руки. Старец, назвать его иначе не поворачивался язык, с длинными белыми волосами и такой же бородой, будто сошедший с иконы святой, со светящимся изнутри лицом почти без морщин, вперил в него пронзительный взгляд.

— На образа перекрестился, это хорошо. — Голос у Даниила оказался звучный, совсем не старческий. — Плохо то, что лицемеришь. Ведь не будь меня, даже и не подумал бы крестное знамение класть, признайся честно!

Сергей пристыженно молчал, потому что Даниил был прав.

— Ну да ладно. — Старец указал рукой на табурет, приглашая Сергея садиться. — Господа нашего почитаешь, и то похвально. Но не для того я тебя звал, чтобы пенять. Разговор у меня к тебе серьезный есть. Времена настали тревожные, на душе тяжело. Ты-то сам ничего не чувствуешь?

— Это вы насчет Сидорина, что ли? — Жуковский терялся в догадках, потому что совершенно не мог понять, что хочет от него Даниил. Старец не делал попыток проникнуть в мысли Сергея, но и сам был закрыт непроницаемым барьером, подобного которому Сергей ни разу не встречал.

— И он тоже. Но не это главное, да ты и сам, поди, знаешь. Вот что скажи мне, сынок: ты в орден еще не вступал? Клятвы с тебя Иоанн не брал?

— Нет, ничего такого не было, — удивленно ответил Сергей.

— Ага, значит, бросили эти замашки средневековые! — Даниил усмехнулся и пригладил рукой длинную, почти до пояса бороду. — А сам-то Иоанну веришь? Дал бы клятву, если потребуют?

Сергей пожал плечами, потому что даже себе затруднился бы ответить на такой вопрос. Если судить по известной ему истории ордена, то все делалось правильно, миссионеры действительно оберегали человечество от губительных ошибок, но если присмотреться, то обнаруживались у них те же страсти, что и у простых людей, — зависть, интриги, гордыня, тщеславие, только помноженные на тысячелетний срок жизни. Все это неожиданно для себя Жуковский и выложил старцу.

— Когда Фотиев меня от смерти спас, и я обо всем узнал, — завершил свой монолог Жуковский, — я подумал: вот он, новый мир, мир титанов. А оказалось, все то же самое, все как у людей.

— А чего ты ожидал? Увидеть ангелов-хранителей в белых одеждах? Титаны давно вывелись, а потомки их измельчали, хотя и величают свою историю «священной памятью», чуть не с Писанием ее сравнивают. Вовсе это не священная память, а история падения. Последним действительно великим был Юлий, но как же исказили его заветы! Ни одного святого не породили из своей среды… Вот у людей — настоящие великаны духа были, хоть и ста лет им не отпущено, но и те, отходя к Господу, каялись до последней минуты, считали себя великими грешниками. А мы всегда и во всем правы, на нас вся надежда Господня… Даже строки из Откровения к своей пользе приспособили, сами себя царями земными и священниками назначили! И из-за чего? Из-за того, что число двадцать четыре совпало? Да таких совпадений тысячи можно в Писании отыскать, но не все же к себе приспосабливать!

Видно, давно не было у старца возможности проповедовать, потому что разволновался он, руками потрясал, будто перед множеством народа выступая. Потом спохватился, заговорил спокойнее:

— Помни, нам долгая жизнь дана не просто так, а чтобы приуготовиться к жизни вечной. А в ней все будет зависеть от твоих дел в этой жизни. На тебя сейчас надежду возлагаю, хоть и не готов ты еще к такому служению. Силы-то в тебе достаточно, но дух не окреп, потому и сомневаюсь. Боюсь опять ошибиться, как с Иоанном и Захарием ошиблись.

Сергей хотел перебить старца, задать вопрос, но тот жестом остановил его, продолжая свой монолог:

— Завещал когда-то нам Юлий — когда родятся в горах двое братьев, двое близнецов, духом крепкие, отдать одного ордену, а второго отшельникам, чтобы через них к объединению прийти. Да не получилось как было задумано. Гордыня обуяла Иоанна, не захотел он властью поступиться, понимал, что у Захарии авторитета больше. Так и осталось все по-прежнему.

— Так что, получается, что Фотиев и Захар — братья? — смог вставить изумленный Сергей.

— А разве не видно? По-моему, только слепой не заметит! — Старец осуждающе покачал головой. — Впрочем, Иоанн только за последние сто лет три раза лицо менял. Да и Захарий слишком с цыганами сжился, не отличишь. Но это так, к слову. А я тебя позвал, чтобы дело обсудить. Все равно надежда только на тебя, да Виктор еще поможет, с ним я вчера разговаривал. И Кирилл, невинно осужденный Иоанном, в тебе уверен. Был я неделю назад у него на Енисее, так он только тем и жив сейчас, что с твоей помощью надеется облыжное обвинение с себя снять и в мир вернуться.

— А он-то меня откуда знает? — не понял Сергей.

— Так у него много времени было, — туманно ответил Даниил. — Но не будем отвлекаться. Как с мутантом справиться, сами разберетесь. Это не главная задача. Я тебе только точный срок назову. Удар по нам, долгоживущим, он наметил на тридцатое декабря, чтобы уже тридцать первого власть в стране захватить, потому что на этот день большие перемены в России намечены. Против мутанта много сил ополчилось, но победишь его только ты, так что готовься. Помни, я настолько на тебя надеюсь, что сам не уеду из Москвы, буду дожидаться, пока все кончится. Так что, если с выродком не совладаешь, то и мне конец. А победишь — вот тогда серьезные дела и начнутся. С ними тебе в одиночку не справиться, поэтому давай все заранее обсудим…

Обсуждение продлилось до позднего вечера, а под конец Даниил предупредил:

— О чем мы с тобой здесь разговаривали, никому ни слова. Будут спрашивать, скажешь — старец мой дух укреплял перед схваткой с дьявольским отродьем, наставления давал. Господь нас простит, ибо эта ложь во спасение. Слишком многое от сохранения тайны зависит.

Снова секреты, снова ложь, обреченно подумал Жуковский. Неужели этому никогда не будет конца?

12

В Магадане, как это часто бывает в середине декабря, штормило. Ураганный ветер заставил спрятаться в укромные бухты вышедшие в море корабли, загнал в дома почти все население города. Он перегонял с места на место огромные снежные массы, вылизывая до голого асфальта одни улицы и заваливая до непроезжего состояния другие. Немногочисленные прохожие, по несчастью оказавшиеся в это время вне дома, держали шапки руками, чтобы их не унесло в темноту, пригибались в поясных поклонах навстречу ветру и старались как можно скорее добраться до какого-нибудь укрытия — магазина, подъезда, куда угодно, лишь бы перевести дух.

Настя засиделась в читальном зале до семи часов вечера. Из дома она ушла еще утром, когда с неба падал мокрый снег и ничего не предвещало шторма, поэтому надела легкую куртку и вязаный берет. Выйдя из института, она сразу поняла свою оплошность, но исправлять ее было поздно, все равно надо как-то добираться домой. Настя подняла воротник, обмотала лицо шарфиком и побежала на автобусную остановку. Но ей не повезло, автобус успел уйти чуть ли не из-под носа. А ветер тем временем становился все сильнее.