Книга "МиГ" - перехватчик. Чужие крылья - Роман Юров

К его удивлению, вместо хозяев, накинув на плечи пальто, вышла именно Таня. Вглядываясь в темноту, неуверенно спросила:

— Вы к кому?

— Пришел за вами, пригласить но вечернюю прогулку…

Она узнала его по голосу, подойдя ближе, улыбнулась и тут же закусила губу, раздумывая:

— А пойдемте, — в глазах у нее заплясали знакомые Виктору бесенята, — мне только надо одеться…

Оделась она быстро, и они не спеша пошли по темной улице забытой богом деревни. Снова мимо медленно проплывали темные горы крыш, собачий лай утих, и слышалось, как хрустит под ногами лед. Было хорошо и очень приятно идти вот так, в тишине, рядом с красивой девушкой. Виктор несколько раз порывался заговорить, но, как назло, слова приходили какие-то неуклюжие, серые, плоские. Она тоже молчала, но ему казалось, что в окружающей их тишине звучит мягкая печальная мелодия. Немного осмелев, Виктор взял ее за руку. От ее волос исходил аромат прохладной чистоты, выпавшая из-под шапки непослушная прядь вздрагивала в такт шагам.

Из-за облаков показалась луна, осветив серую деревенскую улицу. На снег легли тени от деревьев, все посветлело.

— Вы всегда такой молчун? — Она остановилась, смотря на Виктора снизу верх. Лунный свет отражался в ее широко распахнутых блестящих глазах.

— Как правило, нет, — он тоже остановился и теперь любовался ее лицом, — просто у меня нет слов. Когда рядом вы… эта прогулка в тишине, под луной…

Он замолчал, не зная, что еще сказать. Говорить банальности, так уж лучше быть немым. Сказать, что ему рядом с ней хорошо, как, видя ее, он испытывает нежданную радость. Но как это объяснить словами, чтобы Таня поняла?

Но она вздохнула и робко прижалась к его плечу. Сердце у Виктора гулко застучало, он с опаской, боясь спугнуть, обнял девушку. Но она не отстранилась, только вопросительно смотрела на него своими огромными удивленными глазами, в которых хотелось утонуть.

Они стояли так молча, любуясь друг другом в полной тишине. Луна на несколько минут скрылась в облаках, вновь погрузив улицу в непроглядный мрак, превращая ее лицо в размытое белое пятно. Виктор уже набирался храбрости, размышляя, можно ли уже целовать Таню или еще слишком рано. В это время из облаков снова появилась луна.

Таня посмотрела на небо, улыбнулась и продекламировала:

— Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно… — увидев его недоумевающее лицо, она заразительно засмеялась. — Это из Чехова, — пояснила она Виктору, — на лице у нее играла лукавая улыбка.

— Любишь Чехова?

— Сперва терпеть не могла, но на третьем курсе неожиданно распробовала.

— Ого, — удивился Виктор, — я даже и не подозревал. А где училась? На кого?

— В Харькове. Мы там жили. Хотела учителем стать, а теперь, наверное, только после войны, — грустно сказала она. — Когда война началась, прошла курсы медсестер, на фронт хотела, а в военкомате отказали. Потом родителей при бомбежке убило. — В глазах у нее заблестели слезы. Виктор порывисто прижал ее к груди, но она отстранилась и принялась вытирать лицо платком.

— Вот так, — сказала она после короткого молчания, — институт наш закрылся, все разъехались. Я сперва не знала, куда податься, дом наш разбомбили… помогала на рытье окопов. А потом меня дядя нашел, помог устроиться в столовую…

— Дядя?

— Ну да… майор Прутков. Он мой родной дядя… — Глядя на ошарашенное лицо Виктора, коротко улыбнулась: — Ты, наверное, тоже этих сплетен наслушался, — она тихо хихикнула. — У нас в столовой бабы такие, все переврут.

— Вот это дела, — Виктор обалдело помотал головой. — Вот и верь после этого людям, — и они тихо вдвоем засмеялись.

— Дядя особо не распространялся, что мы родственники. Не знаю почему, наверное, у него были какие-то свои причины. А я официанткой быть не хотела, — вот и бегала к нему вечерами, училась печатать на машинке. Чтобы хоть какая-то с меня польза была. Потом поползли разговоры. Дядя как за разговоры узнал, злился жутко. Но никто уже не верил, что я его племянница. Зато сразу перестали приставать всякие… — она снова закусила губу. — Все равно за глаза говорили.

— Весело, е-мое. — Виктор потянул ее за руку, и они медленно пошли дальше. Стоять на месте было холодновато.

— Весело, — откликнулась она, — расскажи о себе. Я про тебя так мало знаю, все время молчишь так загадочно. Правда, что ты немца задушил?

— Чего? — Виктор даже остановился от удивления. — Задушил? А потом, наверное, зажарил и съел. Вот же люди. Никого я не душил, хотя убивал, да, — и он ненадолго замолчал, задумавшись. — А про себя рассказывать особо нечего. Вырос в Ростове, в детдоме. Родителей не помню. Из родни у меня, можно сказать, только один Шишкин. Мы с ним с детства вместе. Потом пошел учиться в ФЗУ. Там меня Игорь и подбил идти в аэроклуб. Пошел с ним за компанию, а оказался годным. Полетал немного и влюбился в небо. Там, — он ткнул рукой в темные облака, — там все по-другому. Там другая жизнь. Там остаешься только ты, твой самолет и небо.

— А я никогда не летала. Наверное, страшно будет…

— Я тебя как-нибудь прокачу. Это совсем не страшно, наоборот, очень красиво! — он сильнее сжал ее ладонь. — А остальное ты знаешь. Окончил училище и сразу в полк, на фронт. Сперва откровенно не везло, потом вроде разлетался. Даже сбивать начал.

Деревня внезапно кончилась. Впереди лежала только темная степь, только вдали блуждали тусклые синеватые огоньки: это по фронтовым дорогам носились автомашины. Они постояли, посмотрели в эту темноту и, синхронно развернувшись, медленно пошли обратно.

— А ты был в Харькове? — неожиданно спросила она. — Правда, красивый город?

— Нет, мы неподалеку стояли. Я город только с неба, издалека видел. Знаю только, что в Харькове самые красивые в мире девушки. Я в этом убеждаюсь, стоит только на тебя посмотреть.

Она смущенно улыбнулась и поправила волосы. Так они шли, тихо переговариваясь, не обращая внимания ни на крепнущий мороз, ни на начавший сыпаться мелкий снег. Она щебетала, как птичка, рассказывая про свою учебу в институте, про довоенную жизнь. Дойдя обратно до хаты, где жила Таня, как-то незаметно остановились. За разговорами время пролетело быстро, когда Виктор случайно глянул на часы, было начало одиннадцатого, но уходить не хотелось. Она заметила его движение и сказала с сожалением:

— Тебе уже пора, да?

Виктор не ответил, молча сгреб ее в охапку и принялся жадно целовать. Она испуганно пискнула, уперлась ему в грудь, но потом обмякла, обхватив руками его шею, подставила лицо поцелуям. Губы у нее были мягкие, податливые. Целоваться она умела хорошо.

Наконец Таня зашептала:

— Хватит… хватит, — и высвободилась из его объятий. Она стояла, часто дыша, шальными глазами глядя на Виктора. — Не надо… так быстро… не надо. Иди, тебе уже пора… иди, — сбивчиво шептала она, судорожно поправляя то воротник своего пальто, то шапку.