Книга Обратная сторона времени - Евгений Гуляковский

— Вы приговариваетесь к пожизненному изгнанию с планеты Земля. Вам гарантируются все условия для того, чтобы вы могли нормально жить на новом месте, но вы никогда и ни при каких обстоятельствах не сможете вернуться на Землю…

Сергей вновь сделал паузу, давая возможность осужденному высказаться или задать вопрос, но Митрохин молчал. И тогда он зачитал последние строчки:

— Вы имеете право пригласить с собой в изгнание двух своих ближайших родственников, и если они добровольно согласятся последовать за вами, они будут отправлены туда же, куда и вы…

Он вновь сделал паузу, и поскольку Митрохин по-прежнему молчал, неожиданно для себя произнес, словно поставил точку:

— Это все.

— Там должна быть подпись! — не согласился с ним Митрохин.

— Подпись есть. Чистильщик.

— Это не подпись. Это издевательство над осужденным. Мне нужна фамилия того, кто скрывается за этой кличкой!

— Зачем вам она?

— А вот это уже не ваше дело. Ваше дело исполнять предписание и выполнить последнюю волю осужденного! Я хочу знать фамилию! — Казалось, Митрохин вложил в это требование всю свою ярость, все бешенство и ненависть.

Тому, кто привык распоряжаться чужими жизнями, нелегко привыкнуть к роли жертвы. Все происходящее Митрохин считал подлой комедией, разыгранной над осужденным на смерть человеком, он не поверил ни единому слову из зачитанного Сергеем приговора и каждую секунду ждал электрического разряда, который оборвет его жизнь.

На его бесстрастном, словно вытесанном из серого камня лице проступили капельки пота, а взгляд, не повинуясь его железной воле, то и дело непроизвольно убегал к проклятому рубильнику.

— Я не обязан сообщать вам никаких фамилий. Зато я должен предоставить вам возможность встретиться с родственниками, попробуйте уговорить их последовать вслед за вами.

— Последовать за мной? Вы собираетесь убить моих близких?

— Мы никого не собираемся убивать. Так будете вы звонить своей жене?

— Вы даете слово, что с ней ничего не случится?

— Если бы мы собирались сделать что-нибудь подобное, это было бы уже сделано. После того, как мы полностью нейтрализовали охрану в вашей резиденции, вся ваша семья находилась в нашей власти. Но никто ваших близких и пальцем не тронул.

Казалось, последний довод убедил Митрохина, во всяком случае, в его взгляде появилось напряженное, отчаянное раздумье.

— На нашем месте вы бы так не поступили, я знаю. Вы всегда мстили невинным людям, если их связывали кровные узы с вашими врагами, — добавил Сергей.

В ответ Митрохин почти прорычал:

— Невинных людей не бывает! Но это сейчас не имеет значения. Дайте мне телефон!

Чтобы исключить возможность набора другого номера, Сергей предложил:

— Вызов сделаю я сам, и вы сможете поговорить с женой.

— Я не буду говорить с женой. Эта жадная сучка заявится только на мои похороны. Я хочу поговорить со своей приемной дочерью.

— Как ее зовут?

На лице Митрохина отразилась отчаянная внутренняя борьба, казалось, в последний момент он все-таки передумает.

— Вы не помните имени собственной дочери?

— Ее зовут Жанна… Это ее имя… Но и вы должны мне сказать имя того, кто это сделал, по чьей вине я оказался здесь.

— Для вас это имя не будет иметь никакого значения.

— Так скажите! Что вам стоит назвать имя, которым я все равно не смогу воспользоваться?

Не отвечая Митрохину, Сергей уже набирал номер его виллы. Он заранее выяснил все необходимые коды доступа и сумел сразу же выйти на внутренний телефон.

После того как Жанну позвали к телефону и ее искаженный сдерживаемыми рыданиями голос прозвучал в трубке, Сергей понял, что с ним происходит что-то странное. Ему хотелось прекратить эту жестокую комедию, плюнуть на договор, на свои обязательства, на будущее Москвы и всей человеческой цивилизации. Пусть все катится куда подальше, если за это приходится расплачиваться страданиями невинных людей.

До сих пор вся акция представлялась ему несколько абстрактно, в конце концов, ничего ужасного и не должно было произойти. Вот только Митрохин ему не поверил, и вряд ли поверит его дочь… а сам-то он верил до конца? Откуда ему знать, что на самом деле произойдет после того, как по его знаку Алексей замкнет рубильник? Разве можно верить после всего словам Павла?

Алексей считает, что после прорыва портала, после кровавой вакханалии, которая произошла в доме Чургина, у них не осталось перед иновремянами никаких обязательств. Но что-то настойчиво толкало Сергея вперед по наезженной договором дорожке…

Дрожащей рукой он протянул Митрохину трубку, стараясь не прикасаться к его наполненному ненавистью телу, словно боялся обжечься. Но руки Митрохина были прикованы к поручням кресла, и Сергею пришлось прижать трубку к его уху, а затем выслушать весь разговор.

— Жанночка, это я… Нет, нет, со мной все в порядке… Ты хочешь увидеть меня? Тогда сделай все, что тебе скажут. Да, да, только это… Нет, никому не надо звонить. Это связано с моей безопасностью, и с твоей тоже. Просто приезжай одна, и мы сможем увидеться в последний раз, девочка…

ГЛАВА 25

У дочери Митрохина хватило ума и мужества выполнить условия, поставленные Сергеем, и приехать на площадь Космонавта Волкова одной, без охраны, даже без наружного наблюдения, что после всего произошедшего с ее отцом казалось почти невероятным.

Сергей изучал девушку минут двадцать. Воспользовавшись генератором невидимости, он встал рядом с ее машиной и мог бы услышать ее телефонные переговоры по мобильнику, если бы они были! Но их не было. Ее серый «Мерседес», умытый дождем, казался чем-то посторонним, не относящимся ни к этой площади, ни ко всему этому миру.

Девушка скрупулезно выполняла все поставленные ей условия, и Сергею очень хотелось знать, что ее подвигло на эту полную опасности поездку в неизвестность? Любовь к приемному отцу или что-то другое?

По большому счету, ему вообще нельзя было здесь находиться. Который раз Алексею пришлось напомнить о том, что он слишком рискует. Руководитель центра чистильщиков не должен размениваться на подобные мелочи. Он и сам это понимал, но тем не менее терпеливо стоял под моросящим дождем и изучал внешний вид дочери Митрохина, каждую секунду ожидая, что из-за угла появятся машины охраны. Возможно, это было своеобразной данью собственной совести, он так и не простил себе отказа участвовать в операции по захвату Митрохина и даже не смог объяснить самому себе, почему он это сделал.

Что-то в нем изменилось с тех пор, как он повесил на шею ладанку с каменным яйцом. Он стал равнодушнее, суше, углубленнее в самого себя. И вот тем не менее он стоит под дождем и порывами холодного ветра.