Книга Голгофа XXI - Елизавета Ельская

«Ольга, Ольга!» — кричал где-то неподалеку мужской голос.

Мужчина бежал следом за ней, но Мария каким-то непостижимым образом знала, что женщина — совсем юная девушка лет семнадцати-восемнадцати — убегает не от него, а вместе с ним. Они оба спасались от кого-то. Девушка споткнулась и упала. Ее изодранные руки тоже были в крови. Сзади раздался глухой шум.

«Быстрее! — крикнул тот же голос, полный отчаяния. — Уходи, спасайся!»

Девушка вскочила, на миг оглянулась — на лице ее был написан ужас загнанного зверя, — затем снова бросилась бежать. Тонкие стволы мелькали со всех сторон, а впереди замаячил просвет. Грязно-зеленые кочки, запах стоялой воды — болото. Девушка в страхе замерла, еще раз оглянулась и, приглушенно вскрикнув, рванулась к предательской зыби.

Видение оборвалось, и Мария очнулась. Она по-прежнему стояла на кухне возле стола, держа в руке битую красную чашку, и ее знобило, как тогда, когда она встретила показавшихся чем-то неприятными мальчика и девочку. На ладони расползалось пятнышко крови: она сжала чашку слишком сильно и порезала палец об острый сколотый край. Мария поспешно поставила чашку на стол, к самой стене, подальше от себя, и сунула палец в рот. Порез был неглубокий, и кровотечение быстро прекратилось. Она залепила крошечную ранку и уселась на скамейку, подперев подбородок ладонью.

То, что она видела, произошло не очень давно… и как-то связано с чашкой. Мария не пыталась снова взять ее в руки, потому что не хотела опять испытать передавшийся ей от девушки страх. Наверное, она видела смерть хозяев дома, ведь староста говорил, что они утонули в болоте. Не потому, что были неосторожны, а потому, что бежали от кого-то, кого смертельно боялись.

«Медведь? — предположила Мария. — Хотя какие нынче медведи — они же от этой слякоти давно вымерли. Тогда волки или дикие собаки. Или какие-нибудь твари вроде тех, что напали на нас в зоне. Теперь таких будет все больше и больше…»

Она домыла посуду, оставив только еду для Фомы, потом налила себе еще кружку горячего чая и мелкими глотками выпила всю до дна, чтобы согреться и отогнать накатывавшие на нее волны холода, невесть откуда взявшиеся в этот теплый вечер. Может, все дело в том, что она устала? Не сейчас, не сегодня, а за весь проделанный ими путь. Нет, нельзя распускаться, одернула она себя. Другим не легче. Даже тяжелее, и они наверняка вымотались еще больше, ведь на ее долю приходится меньшая нагрузка. И при любой опасности она всегда остается за их спинами.

Дверь открылась, и компания курильщиков и примкнувших к ним ввалилась в дом. Фаддей поставил на стол банку консервированных помидоров.

— Выкинь ты ее, — сказал Святослав. — Срок годности уже истек. Надо было внимательнее смотреть, что берете со склада.

— Ничего, — отмахнулся Фаддей, — это ж не мясо и не рыба, а помидоры, ими не отравишься.

— Лучше выбрось, — настаивал Святослав.

— Ни за что! Я томаты обожаю. Кто-нибудь еще хочет? Нет? Прекрасно, мне больше достанется. — Он помахал пораненной в зоне рукой. — Как выздоравливающему мне полагается усиленное питание. Маленькая добавка к ужину.

Вскрыв банку, он принялся с аппетитом уплетать содержимое.

Симон сказал:

— Половину оставь, тебе и так довольно будет.

— Я ведь спрашивал, кто еще хочет! Чего ж ты молчал?

— Сейчас я не хочу, — пояснил Симон, — но если к утру с тобой ничего не случится, я с удовольствием доем эти помидорчики.

— Вот уж нет, дудки! — возмутился Фаддей. — Какой умный выискался! Весь риск мне, а удовольствие пополам? Не выйдет. Утром я их сам доем. У меня на них особые права. Я как раз тащил банку с томатами, когда на нас твари налетели.

— Ладно, ешь, пока не лопнешь, — сказал Симон. — Никому твоя тухлятина не нужна.

Опустошив банку наполовину, Фаддей аккуратно прикрыл ее крышкой и веско предупредил:

— Симон, если завтра будет недоставать хотя бы одного помидора, я тебе голову откручу.

— Ты что, пересчитал их?

— Да, пересчитал! С такими, как ты, иначе нельзя.

— По-моему, ты плохо считаешь. Наверняка на два-три ошибся.

— На два-три?! Имей совесть! Их всего шесть осталось!

— Какие шесть? — невозмутимо возразил Симон. — У тебя в глазах двоится. Завтра утром, на свежую голову, ты сам увидишь, что их гораздо меньше. Если, конечно, с тобой все будет хорошо. А если нет, тебе по-прежнему будет казаться, что их шесть.

Слушая их голоса, Мария чувствовала, как ослабевает хватка ледяных пальцев, перебиравших ее позвонки сверху донизу и обратно. Вскоре появился Фома, весь испачканный в машинном масле.

— Готово, — сообщил он, — можно ехать хоть сейчас.

Мария потянулась к его тарелке.

— Садись есть, я сейчас подогрею.

— Сначала помыться надо. Посмотри, на кого я похож!

Симон язвительно уточнил:

— Как всегда, на лохматое чучело.

Мария постучала по столу пластмассовой ложкой:

— Прекратите! Симон, если ты сейчас же не замолчишь, я помогу Фаддею открутить тебе голову.

Фома с интересом спросил:

— Что, набирается команда для отделения пустой головы Симона от его столь же никчемного туловища? Надеюсь, меня записали?

— Ты тоже замолчи! — грозно велела Мария. — Я устала от вас обоих. Идем, полью тебе, чтобы ты умылся и стал похожим на человека.

Симон пробормотал им вслед:

— Это невозможно, зря стараешься, рыженькая.

Фома стащил через голову шерстяную рубашку. Мария взяла до половины наполненное водой ведро, и они вышли во двор. Не прошло и пары минут, как оттуда донесся вопль Фомы:

— Сумасшедшая, ты что делаешь?! Елки-моталки, всю спину облила! Я же только на шею лить просил! Сейчас зима, между прочим.

С его возмущенными криками смешивался хохот Марии. Потом они вернулись, Фома на ходу вытирался, а Мария, все еще смеясь, размахивала пустым ведром, которое потом вручила Симону:

— Принеси воды, пожалуйста.

Симон с готовностью поднялся.

— Чтобы облить Фому, я натаскаю целую бочку. Особенно если удастся засунуть его туда лохмами вниз.

Перед тем как сесть за стол, Фома подвел Иоанна к месту посветлее и, осмотрев шрам на лбу, сказал:

— На выставку своих достижений я бы тебя не отправил, но вообще-то неплохо. Главное, что голова цела.

Когда настала пора ложиться спать, Фаддей начал проявлять признаки беспокойства и то и дело куда-то исчезал, а потом отозвал Фому в сторонку и что-то тихо сказал ему, после чего тот стал рыться в лекарствах и потом вручил Фаддею маленькую пластмассовую баночку, в которой явно были таблетки. Это не укрылось от взора Симона, и он тотчас с живостью поинтересовался самочувствием Фаддея и предложил ему доесть оставшиеся помидоры немедля, не откладывая на утро. Фаддей в ответ лишь что-то неразборчиво буркнул и в очередной раз вышел из дому. Симон расхохотался и постучал ногтем по банке: