Книга На будущий год в Москве - Вячеслав Рыбаков

– Давайте покурим, – предложил он. – Кроме нас в вагоне нету никого, а хочется смертельно. Если подрастающее поколение не будет против…

Одна, подумал он, надежда: что старец – псих.

На то похоже.

– Да я бы и сам, – нерешительным басом сказал Лэй. – А, пап?

– Убью, – ответил Лёка. Он тоже помирал без курева. Кинул взгляд на удрученно отвернувшегося сына. – Ладно, – не выдержал он. – Но с завтрашнего дня бросаем оба.

– Исессино, – с лихой готовностью согласился Лэй, обрадованный таким уважением до глубины души.

Странное, поразительное то было чувство: делиться сигаретами и давать огня тому, кому буквально вчера еще давал соску… буквально вчера вот к этим самым губам, которые тогда были с обидой сложены сковородником, а теперь из них торчит задымившаяся отрава, подносил ложку с супчиком и ласково уговаривал: за маму… за папу…

Нет. Отвратительное зрелище. Завтра бросим.

– Итак, – сказал Обиванкин. – В моей сумке… – Он осекся. Нет, не с того надо начать, подумал он. Главное, чтобы они сначала поверили. – Начну с истории, – поправился он.

«С истории болезни?» – чуть не спросил Гнат, но сдержался. Все превращалось в фарс.

– Начинайте, – сказал Лёка.

– В середине восьмидесятых годов прошлого века моя лаборатория… в составе трех человек всего лишь, но это были такие люди, смею вас заверить, что… – Голос Обиванкина пресекся, и лицо болезненно исказилось. – Из них уж один я остался, – сообщил он глухо. Помолчал. – Да. Мы создали несколько приборов и с их помощью провели на спутниках серии «Протон» ряд весьма обнадеживающих экспериментов по овладению эффектом антигравитации. – Выговорив безо всякого усилия мудреное по нынешним временам слово, он помолчал и обвел взглядом лица слушателей: поняли они? нет? – Значение овладения этим эффектом трудно переоценить. Наступила бы совершенно новая эпоха, в первую очередь – в космосе. Никаких жидкостных двигателей… ну и на транспорте вообще. Достаточно сказать, что потребности индустрии в нефти, вокруг остатков которой в последние десятилетия, собственно, и вращается вся мировая политика, сразу резко снизились бы.

Охо-хо, уныло подумал Лёка, дымя сигаретой. И из-за такого бреда мы с Лэем…Мать честная!

– К сожалению, эксперименты не были продолжены. Отчасти потому, что кое-кто в руководстве тогдашнего Союза именно эту опасность и увидел в наших исследованиях: не нужна нефть, стало быть, отменяется пресловутая нефтяная игла, питавшая всю экономику страны… падение мировых цен убьет кормушку, а они и в личный карман с нее немало имели… А с другой стороны, именно тогда в оборонных ведомствах впервые появился наш старый друг Акишин, – Обиванкин кинул искательный взгляд на Лёку: мол, вы-то уж меня поймете, вы его видели! – и перебежал многим фундаментальным исследованиям дорогу. Он был лучше приспособлен к тогдашнему нашему рынку: умение красно рекламировать себя, умение заручаться поддержкой сильных мира, умение пугать отставанием от Америки… Вслух, официально, он обещал одним махом решить все проблемы: от полета на Марс до сверхоружия. Ну а неофициально – обещал делиться с некоторыми генералами, от которых зависели решения правительства, сверхсекретными государственными дотациями, которые будут назначены на его авантюры. Словом, наши работы были прикрыты как неперспективные и чересчур затратные. На самом-то деле они стоили гроши по сравнению с тем, что сожрал Акишин и его прожекты… ну да ладно. Дело, однако, в том, что закрытие работ произошло в момент, когда мы уже доводили до ума действующую модель антигравитатора. Она должна была быть испытана во время второго или, в крайнем случае, третьего полета «Бурана». Я не раз бывал на Тушинском заводе во время сборки «Буранов», поскольку именно я отвечал за окончательную компоновку нашего изделия с приборным и энергетическим комплексами орбитального самолета…

Гнат с трудом подавил саркастический смешок. При чем тут какой-то их Тушинский завод? В Украине и ребенку уж известно, давно во всех учебниках написано, что «Бураны» эти и прочие советские ракеты делались на нашем «Южмаше». Просто потом Россия приписала заслуги себе.

Ладно. Не время считаться.

Но, кстати, можно считать доказанным, что старец, если он и впрямь уверен, будто ракету делали здесь, действительно ненормальный и не имел к реальной постройке никакого отношения. Сдвинулся на почве величия державы.

Фарс. Фарс. Как стыдно… во что я вляпался…

Обиванкин почувствовал, что говорит слишком долго. А чем дольше он говорит, тем меньше ему верят. Надо короче, сказал он себе. Он совсем этого не умел. Он привык, что если уж он говорит, его слушают. Пролетевшие с советских времен годы не убили привычку – ведь в новые времена он практически не открывал рта.

– Короче, – проговорил он, немного смешавшись. – Все это время я на свой страх и риск доводил антигравитатор у себя в гараже. Я добился успеха. Изделие у меня в сумке. Его надо установить на «Буран».

Он умолк, бегая глазами по лицам остальных. Ему было страшно. Не поверят, думал он. Не поверят.

– А вы не могли бы, – не спеша прикурив вторую сигарету от первой, осторожно спросил Лёка, – продемонстрировать нам его работу сейчас?

– Я не фокусник, – сухо сказал Обиванкин. – Что вы надеетесь увидеть? Как лампочки моргают? Это вам не ресторан «Старый Иоффе». Необходима система управления, необходимо стартовое энергообеспечение, необходим, наконец, планер с соответствующими аэродинамическими характеристиками.

Его деловитая убежденность подавляла. Лишала способности мыслить критически.

– И мы полетим к бабе Люсе? – завороженно спросил Лэй. Он даже забыл курить.

Обиванкин тепло поглядел на него.

– В том числе и к бабе Люсе, – ответил он. – Одно большое свершение решает тысячи мелких проблем. Это великая истина, Леня. Запомни ее.

Ох, не так все просто с большими свершениями, подумал Лёка. Помолчал, пытаясь стряхнуть гипноз простых, слишком простых и спокойных для бреда слов Обиванкина, потом беспомощно выговорил:

– Но там же сто лет уж аттракцион!

И, сказав эту фразу, сообразил, что, похоже, поверил. Иначе ему было бы все равно – аттракцион там или нет.

Да ни боже мой, подумал он. Не верю.

Всего лишь принимаю его правила игры…

Но он не мог понять, зачем и почему их принимает. Он просто задышал в них, будто ему давным-давно не хватало воздуха – а вот теперь кто-то сбросил колпак, под которым его душили много лет.

– То, что мне необходимо, не могло быть снято, – ответил Обиванкин. – Игрушка-то должна смотреться и работать: питание, натуральный пульт…

Наступило долгое молчание.

Электричка рвала ночь пополам, как черную холстину. По стеклам снаружи бежали, трепеща, косые ручейки дождя. Лязгала катающаяся дверь.

– И чего вы хотите добиться? – негромко спросил Лёка.